тексты


<< к оглавлению


1. КАТЕГОРИЯ ИМЕН ЧИСЛИТЕЛЬНЫХ И ИДЕЯ ЧИСЛА

§ 1. Трансформация системы числительных
под влиянием математического мышления

      В современном русском языке слова, являющиеся отвлеченными обозначениями чисел и выраженного в числах количества, счета, образуют обособленную грамматическую категорию имен числительных, или счетных. Соответствующие ряды слов в истории русского языка объединились в самостоятельный грамматический класс, порвав старые связи с классами существительных (пять — пяти и т. д.) и отчасти (два — две, оба — обе, три, четыре, а также собирательные формы: двое, трое, четверо и т. п.) местоимений и прилагательных1 . Пережитки старинных морфологических отношений, видоизмененных, но не до конца переосмысленных, еще сохранились в грамматической системе современных числительных. Поэтому при наличии явных признаков самостоятельной грамматической категории современные русские имена числительные представляют довольно пеструю морфологическую картину. В грамматических формах числительных — при господстве синтетизма — наблюдаются явления аналитического строя и обозначаются своеобразные приемы агглютинации компонентов (при образовании составных именований: с тысяча двести пятидесятью бойцами). Грамматические судьбы класса имен числительных в русском языке связаны с эволюцией идеи числа в европейских языках2 .

      Категория числа (по крайней мере в пределах счета до тысячи) в западноевропейских языках освобождена от предметности. Понятие числа здесь математизировано, если можно так выразиться. Название числа является абстрактным показателем количества однородных предметов, обозначением их счета (4). Во многих языках, например латинском и греческом, французском, немецком, английском, числительные имена (по крайней мере с 4) не имеют ни форм рода и числа, ни форм падежей, а следовательно, сами по себе не определяются прилагательными3 . Они замкнуты в своеобразную категорию количественных слов, которые лишены морфологического разнообразия и могут быть лишь определяющими членами предметных словосочетаний. В самом деле, французские cinq, six, sept, huit, neuf, dix, onze, douze, treize и т. д., немецкие vier, fünf, sechs, sieben, acht, neun и т. д. (ср. латинские quattuor, quinque и т. д., греческие pente и т. д.) не имеют морфологических примет ни существительности, ни прилагательности4 . Они ограничены не только морфологически, но и синтаксически обязательной связью и соседством с теми предметными именами, счет и количество которых в пределах множества они выражают в точных цифрах. В сущности, в европейских языках имена числительные (до определенного предела) — это абстрактные показатели выраженного в цифрах числа однородных предметов. Это прежде всего своеобразные определяющие слова — морфемы в обозначениях сосчитанных предметов5 . Функция большей части счетных слов в европейских языках графически может быть представлена в таком виде: sept cents = 7 cents; fünf Kinder = 5 Kinder. Таким образом, математическое отвлеченное мышление вторглось в общий язык и трансформировало систему числительных имен, лишив их отчетливых форм имени, оторвав их от структуры существительных и прилагательных6 .

      В самом деле, что можно считать характерным признаком математических знаков с грамматической точки зрения? Они имеют синтаксис, но лишены морфологии. 5, 6, 7, 0 и т. п. меняют свое значение в зависимости от своего места в ряду чисел. Особенно разительно эта синтаксическая обусловленность значения арифметического знака демонстрируется нулем, который ставится выразителем сложных арифметических изменений при присоединении к другим числам (ср.: 0, 1 и 10).

      Подчиняясь влиянию математического мышления, числительные унифицируют свои формы. В своих сцеплениях, в своих сложениях они воспроизводят математический порядок чисел. В числительных синтаксис явно преобладает над морфологией. В самом синтаксисе их при употреблении составных названий чисел приобретает особенную важность самый порядок следования цифровых обозначений (ср. падежную неизменяемость всех числительных, кроме последнего, в составных обозначениях чисел на русском языке). Их структура в значительной степени аналитична. Еще Ф. И. Буслаев писал: "Имена числительные хотя могут восходить до бесконечности, но отличаются от прочих частей речи тем, что вращаются повторением немногих основных названий" (9).

      Влияние математического мышления ярко отражается на употреблении некоторых математических терминов в современном русском языке. Математическое выражение иногда сохраняет признаки своей морфологической обособленности. Иллюстрацией может служить слово минус. Оно имеет такие значения: 1) знак вычитания в математике, обозначаемый горизонтальной чертой (–); 2) только в единственном числе: отрицательная величина (в математике), например: минус на минус дает плюс; 3) переносно: убыток, недостаток, ущерб, например: У этой книги много минусов; Наша квартира имеет один очень существенный минус: в ней нет ванны; 4) за вычетом, если вычесть, отнять, без: Мне следует получить пятьсот рублей минус семьдесят пять рублей аванса.

      Вот это последнее употребление, перенесенное из языка математики, не умещается в систему грамматических категорий русского языка. Минус здесь не существительное, не прилагательное, но и не наречие, так как не определяет ни глагола, ни имени прилагательного, ни существительного. Скорее всего это — количественное слово новой формации, это — математический показатель при названии числа или предмета. Совершенно аналогичную картину представляет употребление слова плюс в соответствующем значении7 .

      С другой стороны, некоторой параллелью к употреблению слов плюс, минус может служить и применение таких слов, как минимум, максимум. В слове минимум рядом с предметным значением: наименьшая величина, в противоположность максимуму (минимум атмосферного давления, минимум заработной платы, прожиточный минимум) развилось количественное значение: самое меньшее, не меньше чего-нибудь, по крайней мере. Например: Здесь работает минимум тысяча человек. В этом значении слово минимум теряет все морфологические приметы существительного. Оно переходит в категорию неизменяемых модальных слов, служащих для выражения субъективно определяемого количества. В предложении Эта работа потребует для своего выполнения минимум два дня слово минимум нельзя считать за наречие (но ср. скрещение категорий наречия и модальности в слове минимально, например: Лекциями он занят минимально и Он выступает в театре минимально пять раз в месяц).

2. ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КАТЕГОРИИ ИМЕН ЧИСЛИТЕЛЬНЫХ
В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ

§ 2. Отсутствие грамматического рода в числительных от трех до тысячи

      Категория имен числительных в русском языке еще не достигла той степени абстрактности, которая характерна для западноевропейских языков8 . Но и в современном русском языке имена числительные (во всяком случае, до слова тысяча), в общем, лишены оттенка предметности. Поэтому они (от трех до тысячи) не имеют грамматического рода (ср.: три, четыре, десять, пятьдесят, сто и т. п.).

      Нельзя сказать круглый пять или круглая пять. Разговорное выражение круглое пять обозначает не число, а школьную отметку, "балл 5" как оценку знаний (по какому-нибудь предмету или по всем предметам). Процесс субстантивации числительных сопровождается резкими семантическими сдвигами (ср. выражение, встречающееся в вульгарном просторечии: все пять, т. е. все пять пальцев, рука)9 . Отсутствие родовых различий, неспособность сочетаться с прилагательным решительно отличают имена числительные от количественных существительных10 . Поэтому приходится признать в корне ошибочным мнение А. А. Шахматова, что существительные пара, пяток, десяток, половина, сотня и т. п. следует относить к числительным "совокупительным", "как только они вызывают количественное представление не само по себе, а в сочетании с существительным: пара лошадей, пара сапог, сотня яиц, дюжина ложек, осьмушка табаку и т. п." (12). Ведь существительные пара, десяток и т. п. в этом сочетании свободно соединяются с согласуемым именем прилагательным: разрозненная дюжина ложек, парадная пара сапог, вторая сотня яиц и т. п.

§ 3. Следы родовых различий в числительных
один, два, оба, полтора

      Среди числительных есть четыре слова, в которых обнаруживаются родовые различия. Прежде всего это местоименное прилагательное один, входящее и в разряд числительных. Будучи формой, в которой скрещиваются две грамматические категории, числительное один сохраняет морфологическую систему местоименного прилагательного. Ср.: один, одна, одно и именительный множественного одни (так же как этот, эта, это, эти) при косвенных падежах: одного, одной, одному, одних, одним и т. п. Система форм слова один та же, что у слов этот, сам.

      Совсем по-иному род выражается в числительном два. Формы рода различаются в именительном и винительном падежах: два — две; форма две — женского рода, форма два — мужско-среднего. Но грамматический род здесь выражается так необычно, что в этом отношении слово два — две ближе к другим числительным, лишенным форм рода, чем к именам существительным или прилагательным. В самом деле, слово два — две в именительном и винительном (неодушевленном) падежах заимствует свой род от следующего за ним в форме родительного падежа имени существительного, с которым оно не согласуется ни в числе, ни в падеже (например: два солдата, две колхозницы и т. п.). В косвенных падежах у этого числительного родовых различий нет: формы двух, двумя и т. д. лишены рода. К слову два — две примыкает числительное оба — обе. В этом числительном книжный язык искусственно поддерживает родовые различия и в косвенных падежах (в женском роде основа обеи- и в мужско-среднем обои-), но в разговорной речи формы косвенных падежей женского рода с основой обеи- употребляются все меньше вытесняемые формами обоих, обоими и т. п.11

      Остается еще одно родовое имя числительное: не-женское полтора, женское — полторы (полтора дня, полторы недели). Но для непосредственного языкового сознания строй слова полтора, полторы ни на что не похож. Это слово представляется изолированным (ср. полтора, полутора и т. п.). Неясен и самый морфологический принцип выражения родовых различий в формах этого слова, так как окончания -а, -ы, исторически восходящие к форме родительного падежа именного склонения, для современного языкового сознания в полтора — полторы грамматически не осмыслены. Наблюдения над синтаксическим употреблением этого слова не оставляют сомнений, что здесь формы рода — полуразрушенный пережиток прошлого. Род этого числительного приспособляется к роду следующего за ним в родительном падеже единственного числа имени существительного (так же как в словах два — две, оба — обе). Однако полтора с переносом ударения на первую часть сочетается и с существительными pluralia tantum, не имеющими родовых различий. Например: Ребенок прожил только полтора суток (но ср. у Гончарова: "...из каюты, в которой просидел полторы суток...", "Фрегат Паллада").

      С другой стороны, в качестве косвенных падежей этого слова обычно употребляется без различения родов одна общая форма непрямого падежа — полутора в сочетании с косвенными падежами множественного числа имени существительного (15).

§ 4. Взаимодействие имен числительных и существительных
в сфере категории рода

      Миллион, миллиард и другие обозначения больших величин не принадлежат к категории числительных, так как мыслятся как предметно-собирательные обозначения множества. Они обладают всеми признаками существительных, между прочим и грамматическим родом. Промежуточное между существительными и числительными положение занимает слово тысяча. Оно все сильнее и сильнее втягивается в орбиту имен числительных. Ср. употребление творительного падежа тысячью по аналогии с пятью, десятью12 и т. п., а также конструкции вроде: "невеста с тысячью душами" (Писемский, "Тысяча душ") — вместо ожидаемого с тысячью душ13 .

      Но признаков женского рода слово тысяча не теряет (в силу окончания -а). К тому же оно имеет и формы числа.

      Сближение количественных имен существительных с числительными проявляется в ослаблении у них категории рода и, следовательно, значения предметности. Эти процессы наблюдаются в своеобразном синтаксическом сочетании некоторых существительных, обозначающих счет, количественные или числовые понятия и различия, с формой прошедшего времени глагола среднего рода: прошло четверть часа; настало половина второго; осталось треть работы; "Прошло полчаса, час... и я не спал" (Чехов, "Ночь перед судом"); ср. "Мы переезжаем туда в июне, а до июня осталось еще... февраль, март, апрель, май... почти полгода" (Чехов, "Три сестры").

      Однако род у имен существительных этого типа завуалирован лишь в количественных сочетаниях с глаголом. Он ярко обнаруживается при присоединении к ним определяющего имени прилагательного (ср.: осталось четверть часа и осталась добрая четверть часа до отхода поезда). Необходимо иметь также в виду, что отношения между глагольной формой на -ло и количественными обозначениями в форме именительного падежа не-среднего рода могут получить и иное синтаксическое объяснение.

§ 5. Отсутствие грамматических форм числа
в категории имен числительных

      Обозначая числовые различия, счет в пределах множественности, имена числительные уже своим лексическим значением выражают понятие числа. Поэтому числительные не имеют грамматических форм числа. Соотносительность форм единственного и множественного числа в них отсутствует. Все имена числительные — или pluralia, или singularia tantum, т. е. формы склонения имени числительного, напоминают систему окончаний или единственного, или множественного числа. Иными словами: грамматическая категория числа в структуре имен числительных является лишь фикцией, пережитком, вымирающей формой употребления (ср. им. п. пятьдесят, шестьдесят, где в морфеме десят отражаются старые формы мн. ч. род. п. — но род. и дат. пятидесяти, шестидесяти — с окончаниями ед. ч.-и и т. д.). Функции множественного и единственного числа в числительных не только стерты (всюду, кроме тех составных слов, в которых второй частью являются формы от слова сто: двести, триста, четыреста, пятьсот и т. п.), но и грамматически обессмыслены. В самом деле, числительные, склонение которых напоминает множественное число (два, три, четыре; ср.: дву-х, дву-м, тре-х, тре-м, четыре-х, четыре-м), в именительном и винительном падежах сочетаются с формами существительных родительного падежа единственного числа: два стола, три сестры, четыре яблока. Как известно, форма два стола представляет собою видоизмененный пережиток именительно-винительного падежа двойственного числа. В сочетании два, оба, три, четыре с так называемым "родительным" падежом единственного числа правильнее видеть грамматические идиомы, неразложимые грамматические обороты. В этих оборотах форма существительного остается за пределами системы живых падежных функций. Ее единственное число противоречит лексическому значению определяемых числительных. При наличии определяющего имени прилагательного в родительном падеже множественного числа (например: "Воображение уже рисовало три окровавленных трупа", Чехов) единственное число имени существительного представляется вовсе не мотивированным. Все это — явные признаки идиоматичности выражения. Возможность употребить прилагательное вместо родительного в именительном-винительном падеже множественного числа (например: "Вдруг на них он выменял борзые три собаки" — Грибоедов, "Горе от ума"; "В последние лет десять" — Чернышевский, "Что делать?"; "Вдали показались три огненные глаза" — Чехов, "Дачники") также доказывает, что такое сочетание числительного с существительным понимается как неразложимое грамматическое целое.

      Акад. А. А. Шахматов так и писал об этих синтаксически неделимых словосочетаниях: "Они составляют одно грамматическое целое, ибо с точки зрения современного языка форма родительного падежа не может зависеть от числительного" (17).

      Кроме того, числительное два самую форму свою заимствует от следующего за ним существительного мужского (или среднего) рода, так как при существительном женского рода является две (две женщины) (18).

      Итак, два, три, четыре идиоматически спаяны с формой имени существительного, которая омонимична родительному падежу единственного числа (два года и т. п.). Между тем в других падежных формах те же числительные имеют окончания множественного числа (дву-х, дву-м, тре-х, тре-м, четыре-х, четыре-м) и сочетаются с формами имен существительных множественного числа (сидеть между двух стульев). В отличие от слов два, три, четыре числительные от пяти до двадцати и обозначения десятков от тридцати до восьмидесяти пользуются именными окончаниями единственного числа. Между тем присоединяющееся к ним имя существительное ставится в формах множественного числа (при именительно-винительном падеже числительного в форме родительного множественного числа)14 .

      Кроме того, в составных числительных, обозначающих сотни от пятисот до девятисот включительно, первая часть изменяется соответственно склонению единственного числа, а вторая образует формы падежей множественного числа от слова сто, отдельно не употребляемые.

      Так в категории числительных обнаруживаются две разные системы: два, три, четыре (а также оба, ср.: двести, триста, четыреста) противостоят числительным от пяти до тысячи.

§ 6. Противопоставление прямых (именительного и винительного)
и косвенных падежей в склонении имен числительных

      Сама система склонения у имен числительных деформирована сравнительно со склонением имен существительных и прилагательных. Значение падежных форм сильно затемнено, по крайней мере в некоторых группах числительных. Склонение всех числительных распадается на два неравных ряда форм: формы именительного-винительного падежа, с одной стороны, и формы родительного-дательного-творительного-предложного падежей — с другой. В именительном и винительном падежах (прошло две, три, четыре недели: истекло десять дней; съесть пять булок) имя числительное выступает в функции определяемого, сочетаясь с родительным падежом существительного. В косвенных падежах (не прошло еще двух, трех, четырех недель; по истечении десяти дней; встретиться с пятью знакомыми) имена числительные играют роль определяющих членов, согласуясь в падеже со следующим именем существительным.

      Что значит это противопоставление? Русская грамматика не вдумывается в этот вопрос, констатируя самый факт и стараясь объяснить его исторически. Объяснение сводится к указанию на то, что в категории современных числительных смешались прежние прилагательные (два, три, четыре), согласующиеся в падеже с определяемыми существительными, и прежние существительные (пять, шесть, семь, десять и т. п.), управляющие родительным падежом дополнения. Отсюда развилось противопоставление (сохранивших грамматическое значение былой субстантивности) именительного и винительного падежей числительного, которые сочетаются с родительным падежом существительного (две задачи, пять вопросов и т. п.), и косвенных падежей, в которых числительные, подобно прилагательным, согласуются в падеже с определяемым именем существительным (19). Однако это объяснение происхождения грамматического факта нисколько не уясняет смысла его в современном русском языке. Между тем едва ли не здесь скрыт ключ к пониманию смысловой структуры современных русских числительных. Формы косвенных падежей — управляемые формы. Но эти формы несут непосредственную тяжесть зависимости лишь в том случае, когда обозначают предметность, т, е. являются формами существительных или выступают в их функции. Синтаксическая логика этого явления легче всего уясняется в конструкциях с глаголом — выразителем действия, которое может быть направлено только на предметы и лица и только ими может объектно разъясняться. (Ср.: изменять мужу, жениться на молодой девушке, издеваться над собеседником, надеяться на помощь, разбить чашку и т. п.) Отсюда можно сделать вывод, что у имен числительных процесс отвлечения от предметных значений достиг высшего предела в косвенных падежах, где числительные стали простыми абстрактными арифметическими определителями существительных, чуждыми всякого оттенка предметности. Правда, есть одна конструкция, где предметное значение будто бы слегка просвечивает в числительных: это разделительные сочетания с предлогом по: по пяти рублей, по пятидесяти копеек и т. п. Объясняется эта конструкция тем, что здесь разделительное значение заложено именно в числовом обозначении, которое делается единицей счета, мерой и тем самым ставится в непосредственную зависимость от предлога. Числительное тут выступает в значении собирательной единицы распределяемых, группируемых предметов. Таким образом, значения собирательности и разделительности как бы поддерживают, консервируют предметность числительного15 . Но грамматическая непоследовательность, немотивированность этой конструкции с предлогом по сказывается, с одной стороны, в том, что в сочетаниях с числительными два, три, четыре дательный падеж невозможен (по два, по три, по четыре рубля; ср.: по двести, по триста, по четыреста рублей); с другой стороны, все больше и больше прав приобретает в разговорной речи конструкция: по пять рублей, по двадцать штук, по сто рублей (по сту рублей понимается уже как архаическое выражение). Ср., например, в романе Льва Славина "Наследник": "Случалось, что я произносил в день по шесть-семь речей".

      Таким образом, и в этих словесных сочетаниях иллюзия предметности погасает. Эта общность, однородность функций всех косвенных падежей у числительных, определительное, беспредметное значение их дали толчок к утрате различия между ними, к созданию одной формы косвенных падежей у слов сто, сорок и девяносто.

      Впрочем, есть еще одна область выражений, где формы косвенных падежей числительных не являются простыми числовыми определениями предмета, а становятся как бы его заместителями, включают предмет в себя. Это разговорные обозначения времени. Чаще всего это указания при посредстве предлога без на то, сколько минут (после половины часа) недостает до следующего часа: без двадцати шесть, без десяти час, без двенадцати десять, без пяти двенадцать и т. п. Ср.: было около одиннадцати (но ср. также: двадцать пять шестого и т. п.). Эти разговорные выражения обыкновенно исключают слова минут и часа (хотя в более дробных, точных и более литературных сочетаниях может явиться и форма минут: без семнадцати с половиной минут три, без одиннадцати минут двенадцать и т. п.). Ср. также в разговорных обозначениях возраста: ей за тридцать, за сорок; ему под сорок, за пятьдесят и т. п.

      Однако все эти эллиптические выражения вращаются в кругу разговорных обозначений времени. Тут внимание целиком концентрируется на числовых обозначениях, так как названия самих единиц времени (года, часа, минуты) представляются само собою разумеющимися. В этих случаях числительные вовсе не опредмечиваются. Напротив, можно думать, что в синонимическом кругу предметно-количественных выражений (без четверти три, было половина пятого и другие подобные) сами существительные, обозначающие меру времени, как бы теряют наполовину свое предметное значение и присоединяются к категории числительных.

      Своеобразия бытовых операций над числами и влияние математического мышления ведут к тому, что названия чисел, употребляясь вне сочетания с именами существительными, несколько выходят за пределы грамматической системы русского языка. Особенно ярко это аграмматическое употребление числительных наблюдается в словесной передаче арифметических формул и вычислений. Например: двадцать пять минус семнадцать будет восемь; девятью девять — восемьдесят один; восемь да три — одиннадцать; один пишем, один в уме; три из семи — четыре; двадцать восемь на семь — четыре; вычитаем из двадцати трех двадцать один; один из трех — два, два из двух — ничего и т. п. Здесь числительные выступают в своей подлинной отвлеченной числовой сущности, не отягченной предметными именами.

      В этой арифметической функции вне связи с существительными широко употребляются числительные во всех падежах (вычесть из пятнадцати восемь, к пяти прибавить шесть, сложить сорок один с пятьюдесятью тремя, вычесть триста шестьдесят семь из семисот восьмидесяти одного и т. п.). В этих случаях при сочетании с глаголом к понятию числа присоединяется в русском языке некоторый смутный оттенок "субстанциональности". И все-таки, несмотря на то что тут числительные выступают в синтаксической роли прямых и косвенных объектов, они не переходят в сферу имен существительных. Они и здесь лишены рода, числа и подлинной предметности, так как не могут определяться именами прилагательными. Но в бытовой речи такое употребление имен числительных как абстрактных обозначений математических величин — вне всякого отношения к миру вещей — встречается сравнительно редко.

      Что же касается жаргонно-школьного употребления числительных в значении балльных отметок (получить два, три по русскому языку), то здесь субстантивация очевидна: два, три, четыре, пять в этом значении равносильны двойке, тройке, четверке, пятерке.

      В таком виде выступают общие принципы взаимодействия между категориями имен числительных и существительных в современном русском языке. Это взаимодействие в косвенных падежах строго ограничено (разделительным управлением с предлогом по и обозначениями времени, возраста, абстрактных числовых величин). В косвенных падежах более ярко, чем в именительном и винительном, выступает количественно-определительное, беспредметное значение числительных16 . Оно приводит к образованию единой формы общего косвенного падежа у некоторых числительных.

§ 7. Форма общего косвенного падежа у числительных
сорок, девяносто, сто и тенденция к ее образованию
в системе других числительных

      Антитеза прямых (именительного и винительного) и косвенных падежей достигает своего крайнего выражения в числительных сто и сорок, которые располагают лишь двумя формами: одной — для именительного-винительного падежа (сто, сорок), другой — для косвенных падежей (ста, сорока)17 . К числительному сто, естественно, примыкает и девяносто (в письменном языке девяносто — девяноста, в устной речи обе формы совпадают). Входя в состав сложных форм: двести, триста, пятьсот и т. д. с собирательным значением, производные от сто формы множественного числа могут изменяться и по косвенным падежам (около трех-сот шагов, в трех-стах шагах, тремя-стами шагами дальше, а в просторечии: триста шагами дальше и т. п.). Идиома сорок сороков, в составе которой второе сорок склонялось во множественном числе ("Ходил по всем сорока сорокам московских церквей"18 ), стала архаизмом в революционную эпоху.

      Та же тенденция к обобщению и унификации форм косвенных падежей намечается и у других числительных. Она выражается, с одной стороны, в том, что функции определительного слова принимает на себя форма родительного падежа, которая и становится первой частью составных слов типа двухлетний, пятиконечный, семиглавый, пятидесятиметровый и т. п., а с другой стороны, в том, что в просторечии распространяются такие формы употребления косвенных падежей: с пяти рублями, с двадцати солдатами и т. п. Ср.: с пятидесятью19 , шестидесятью и т. п. Ср., например, у Пушкина в "Истории Пугачева": "Бошняк остался с шестидесятью человеками офицеров и солдат"; у Тургенева: "Сельцо Бессоново с тридцатью пятью душами мужеска и семидесятью шестью женска пола" ("Чертопханов и Недопюскин"). В. И. Чернышев констатировал: "Для нас уже невозможно употребление форм: стом, стами, необычно: во сте; вполне возможно: пятидесятью, шестидесятью вместо пятьюдесятью, шестьюдесятью и под., которые еще рекомендуются современными грамматиками и которые нередко мы видим в книжном языке" (23). Проф. Р. Кошутич первый из новых грамматистов поместил в парадигму склонения слова пятьдесят формы творительного падежа: пятьюдесятью и пятидесятью как равноправные дублеты (24). У числительных от пяти до девяноста (исключая сорок) вообще есть только две формы косвенных падежей: родительный-дательный-предложный с окончанием -и (у слов пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, двадцать, тридцать) и -и (у числительных одиннадцать, двенадцать, пятьдесят, шестьдесят и т. д.) и творительный -ью и -ью (с тем же различием групп от 5 — 10, 20 — 30 и остальных).

      Таким образом, образование единой формы косвенного падежа в этой группе числительных зависит лишь от утраты формы творительного падежа единственного числа (на -ью).

§ 8. Своеобразия форм и функций номинативов
у имен числительных

      Противопоставление косвенных падежей именительному-винительному в категории числительных выражено и другими грамматическими средствами, которые свидетельствуют о своеобразном положении формы именительного падежа ("номинатива") в системе числительных. У числительных два — две, оба — обе противопоставление именительного-винительного падежа формам косвенных падежей выражается в том, что различие женского (две, обе) и неженского (два, оба) рода в косвенных падежах исчезает. (Ср. также в этих словах различие основ именительного и косвенных падежей.) В числительных пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят морфема -десят в косвенных падежах переходит в систему мягкого склонения десять. В старом московском просторечии слова семьдесят, восемьдесят употреблялись и в аналогической южнорусской форме именительного падежа — семьдесять, восемьдесять20 . Ср. у Пушкина: "Сегодня семьдесят мне било" ("Руслан и Людмила"); у Тургенева: "Лет через пятьдесят, много семьдесят, эти усадьбы... исчезали с лица земли" ("Мой сосед Радилов") и т. п.

      В склонении составных числительных выступают и другие оригинальные черты, свидетельствующие о своеобразном положении формы номинатива. Так, числительные с суффиксами -дцать и -надцать склоняются посредством слияния окончаний с суффиксами (т. е. совершенно так же, как имена существительные и прилагательные). Числительные же, обозначающие десятки, от пятьдесят до восемьдесят включительно, склоняются в обеих частях сложения, при этом так, что обнаруживается резкий разрыв между формами именительного падежа и косвенных падежей (пятьдесят, но: пятидесяти, пятидесятью или пятьюдесятью). Морфологическое единство слова здесь цементируется ударением. Числительные двести, триста, четыреста, именительный падеж которых синтаксически не разложим, в косвенных падежах изменяют обе части сложения по множественному числу в отличие от пятьсот — девятьсот, в которых первая часть склоняется по системе единственного числа и в которых родительный падеж отличается от именительного-винительного лишь формой первой составной части (пятьсот, но пятисот). На этом грамматическом фоне именительный падеж числительных, оторванный от форм косвенных падежей и отличающийся от них по способу синтаксической связи с существительными, выступает в своеобразном свете. Еще К. С. Аксаков сближал числительно-количественные слова в форме "именительного падежа" с наречием (25). Точно так же акад. А. А. Шахматов относил к категории наречия "все те числительные, которые в сочетании с существительными не заимствуют от них своей падежной формы, например, пять книг". "Названия количественных отношений, — пишет А. А. Шахматов, — вообще являются синтаксически наречиями (один, два, три, сто); названия количественных отношений в сочетании с существительными являются в именит. и винит. падеже наречиями (начиная с три и кончая девятьсот)" (26). Однако нетрудно убедиться, что А. А. Шахматов объединяет в этой характеристике грамматически разнородные явления.

      Прежде всего необходимо выделить случаи употребления числительных имен вне сочетаний с существительными. Можно говорить о наречном употреблении числительных применительно к счету, к числовому последовательному обозначению моментов независимо от называния самих моментов, а также и действий: раз, два, три, четыре и т. п. Правда, в этом случае числительные не примыкают ни к какому другому слову — ни к глаголу, ни к имени, и даже грамматическое значение наречия раз здесь несколько видоизменено. Но в соотносительных конструкциях вроде: "Ударь раз, ударь два, но не до бесчувствия же" (Сухово-Кобылин, "Свадьба Кречинского") и т. п. — раз, два, три явно употреблены в значении наречий дважды, трижды или в значении наречных идиом: два раза, три раза и т. п.

      Однако уже затруднительно видеть количественные наречия в последовательных обозначениях считаемых предметов: один, два, три, четыре.

      Еще более далеко от наречий абсолютивное употребление числительных (вне сочетаний с существительными) в математических формулах и вычислениях (двадцать пять плюс сорок два и т. п.). Как уже было указано, этому употреблению наивное бытовое сознание готово приписать некоторый оттенок субстанциональности. Но эта числовая субстанциональность имеет мало общего с предметностью существительных. Ведь она бескачественна, лишена числа и рода. Она не может быть источником, производителем активного действия. Она брезжит в числительных как смутное воспоминание, как пережиток предшествующей стадии мышления, как абстрактное понятие числовой сущности, еще не вполне "математизированное" в бытовой речи21 . Пять, шесть, десять, сто и т. п. — это обозначения чисел, замкнутых в свою систему связей и соотношений, понимаемых как своеобразные отвлеченные сущности, которые не заложены в предметах, подобно качествам, а лежат над ними и только в сочетаниях с существительными могут определять количества и количественные соотношения однородных предметов. Когда существительные (в косвенных падежах) выступают в роли приглагольных или приименных объектов, то, соединяясь с числительными и подчиняя их себе, они образуют вместе с ними цельные количественно-предметные единства и несут на себе всю тяжесть синтаксических воздействий (например, лишиться пяти рублей и т. п.). В этом случае количество является как бы включенным в предмет. Имя числительное становится характеристическим восполнением и определением грамматического числа имен существительных22 .

      Напротив, в сочетаниях именительного падежа числительных с существительными количественная группировка предметов, создаваемая обозначением точного числа их, еще только как бы устанавливается, возникает (пять лошадей, десять тетрадей и т. п.). Здесь числительное является опорным словом синтагмы, которое семантически раскрывается и распространяется посредством определения его именем существительным. В этой функции числительные имена выступают как абстрактные обозначения числового или количественно-собирательного понятия, которое требует предметного определителя. Так мотивируется обособление исходной номинативной формы числительных от их косвенных падежных форм. Заслуживают полного внимания соображения А. П. Боголепова, стремившегося доказать, что основная форма числительных только условно может быть названа именительным падежом, по существу же, это беспадежное образование. Это — номинатив, лишенный своих прямых грамматических функций. Не имея значения ни числа, ни рода, не выступая в роли субъекта действия или состояния, эта форма является лишь "голым" лексическим именем числовых величин. Падежная функция именительного падежа у числительных разрушена: у них это область условного синтаксического употребления, а отнюдь не значения. Итак, синтаксис держит имена числительные в русле грамматической традиции, сближая их с идиомами и мешая полному распаду их морфологической системы, и в то же время он затемняет значение некоторых форм, например именительного падежа, номинатива в сочетании с формой так называемого "родительного" падежа существительного (ср.: Пять человек ушло).

§ 9. Употребление идиоматических сочетаний числительных
со счетной формой имен существительных

      Как уже сказано, формы именительного-винительного падежа числительных два, три, четыре сочетаются с такой формой имени существительного, которая не находит семантического оправдания в системе живых падежных форм и функций существительных. По внешнему облику она обычно совпадает с формой родительного падежа23 .

      Представляет необыкновенный интерес словосочетание на все четыре стороны, где ударение стороны указывает на форму винительного падежа множественного числа, а не ожидаемую форму родительного падежа единственного числа (ср.: взял его за обе руки24 , уписывает за обе щёки и некоторые другие). Проф. Р. Ф. Брандт подчеркивал "ту странность, что в женском роде числовка (т. е. числительное. — В. В.) оба — обе расходится с числовкой два — две, допуская при себе множное (т. е. множественное. — В. В.) число имени существительного". Ср. у Авенариуса в "Детских сказках": "Выросли большие обе сёстры, сделались невесты" ("Морозко") (32).

      В поэтическом языке XIX в. можно найти и другие случаи сочетания числительных два, три, четыре и оба с формами именительного-винительного падежа множественного числа (а не род. п. ед. ч.):

Из-под него по груди нежной
Две косы темные небрежно
Бегут...

(Лермонтов, "Измаил-Бей")

Справедлива весть эта: на три стороны света
Три замышлены в Вильне похода.

(Пушкин, "Будрыс и его сыновья")

Но царевна в обе руки
Хвать — поймала...

(Пушкин, "Сказка о мертвой царевне")

Беретец черный бархатный,
Вся в кисточках спина.
И косы три фальшивые,
И вся насюрмлена.

(Мятлев, "Комеражи")

      Там, где форма женского рода родительного падежа единственного числа совпадает по ударению с именительным или именительным-винительным падежом множественного числа, в сочетаниях с числительными два, три, четыре она представляется сознанию говорящих формой множественного числа, особенно применительно к лицам (например: три бедные девушки, четыре дряхлые старушки и т. п.). В таких случаях определяющее прилагательное ставится и в форме именительного, и — чаще — в форме родительного падежа множественного числа (33). Ср. также в сочетаниях с полтора — полторы и в женском, и в мужском-среднем роде: целых (или целые) полтора года; добрых (или добрые) полтора часа; "старинные полторы копейки" (Чехов). Во всех других случаях (в том числе и при словах мужского и среднего рода) падежная форма существительного в сочетании с два, три, четыре этимологически понимается как изолированная счетная форма существительных, в большинстве случаев омонимичная с формой родительного падежа единственного числа (ср., однако: два шага, три раза, в два ряда при родительном падеже шага, раза, ряда), но определяемая прилагательными во множественном числе. По-видимому, в этих конструкциях перед существительными мужского и среднего рода определяющее имя прилагательное ставится почти исключительно в родительном падеже множественного числа (четыре сладких пирожка, два белых хлеба, три веселых детских личика, мои два громадных окна и т. п., но: мои две талантливые ученицы и т. п.)25 .

      Идиоматическое своеобразие родительного падежа множественного числа существительных в сочетаниях с формами именительного и винительного падежей числительных от пяти до девятьсот подчеркивается не только грамматической опустошенностью этой падежной формы существительного, т. е. отсутствием в ней живых значений родительного падежа, но и отклонениями, "неправильностями" в приемах образования этой формы: пять человек (но пять людей); десять цветков (но ср. цветы — цветов); двадцать лет (но ср. к двадцати годам) и т. д.

      Еще более ярко выступают особенности форм этого счетного падежа в сочетаниях числительных с теми существительными, которые изменяются по системе склонения прилагательных (например: портной, столовая, восьмая, парикмахерская, жаркое и т. п.). Такие существительные даже после числительных два, две, три, четыре ставятся в форме родительного падежа множественного числа. Например: две столовых, три восьмых, четыре портных, три борзых, четыре парикмахерских, два жарких и т. п. (но два стола, две сестры и т. п.)26 .

§ 10. Приемы агглютинации в образовании
составных имен числительных

      Способы образования и синтаксического употребления составных числительных свидетельствуют о некотором отходе современных числительных от флективного строя. В сложных обозначениях чисел, начиная от двадцати с приложением единиц (двадцать один, двадцать два и т. п., сто двадцать один, тысяча пятьсот тридцать пять и т. п.), числительные сцепляются, склеиваются одно с другим в порядке следования чисел и цифр, в порядке счета и по большей части остаются в косвенных падежах неизменяемыми, кроме конечного, которое и несет на себе тяжесть синтаксической зависимости27 . (Ср. примеры Р. Кошутича: с шестьсот семьдесят двумя рублями; с двумя тысячами пятьсот пятьдесят двумя солдатами. (35)) Так же и в составных порядковых именах прилагательных изменяется лишь конечное слово, а все остальные составные элементы приклеиваются друг к другу, выполняя роль количественных префиксов (например, в тысяча девятьсот тридцать пятом году)28 .

      Таким образом, в области образования составных числительных развивается своеобразный принцип агглютинации элементов. В самом деле, в морфологическом составе числительных от одиннадцати до девятнадцати обнаруживается склейка тематических обозначений единиц (один-, три-, две- и т. п.) посредством инфикса -на- со склоняемым суффиксом -дцать (10): один-на-дцать, две-на-дцать, три-на-дцать, пят-на-дцать и т. п. (Ср. у Маяковского: сорокнадцать). Эта агглютинация скорее префиксальная, чем суффиксальная; она нарушает арифметический порядок десятков и единиц. Ведь в цифрах единицы следуют за десятками (11, 12, 13, и т. д.)29 , а в образовании числительных от одиннадцати до девятнадцати включительно названия единиц выдвинуты в зачин как основа слова (ср. тот же прием сцепления, но без инфикса в немецком языке: vierzehn, fünfzehn и т. п.). Этим достигается цельность системы словообразования числительных (ср.: два-дцать, три-дцать, пять-десят и т. п.). Еще Г. Павский писал: "Дав особенные имена только десяти первым и немногим последним числам (ср.: сорок, девяносто, сто, тысяча. — В. В.), наш язык наравне с другими индоевропейскими дальнейшее счисление десятков, сотен, тысяч производит посредством соединения единиц и десятков" (36).

      Характерен морфологический параллелизм, хотя и нарушенный, между обозначениями единиц, десятков и сотен. Как в пределах названий единиц два, три, четыре выделяются в особую группу, так и среди обозначений десятков двадцать, тридцать, а также в именах сотен двести, триста, четыреста образуют небольшие обособленные морфологические группы. Слово сорок стоит одиноко среди числительных, хотя и сближается со словами сто и девяносто по характеру склонения. Двадцать, тридцать примыкают к системе склонения числительных пять, шесть и т. д. как неразложимые единства. На этом фоне морфема -на- в строе числительных от одиннадцати до девятнадцати легко выделяется как своеобразный инфикс (ср.: три-на-дцать и три-дцать). Числительные двести, триста, четыреста тесно ассоциируются со словами два, три, четыре и выделяют в своем сложном составе падежные формы множественного числа -сот, -стам, -стами, -стах.

      Однако в строении русских числительных способы агглютинации смешиваются с приемами синтетического строя (ср. склонение обеих составных частей в числительных пятьдесят — восемьдесят и двести — девятьсот).

§ 11. Множественность и раздробленность типов словоизменения
в категории имен числительных

      Смешанный характер морфологического строя русских числительных наглядно проявляется в разнообразии и пестроте их склонения. На фоне стройных систем склонения существительных и прилагательных раздробленность и множественность типов склонения числительных выступает как несомненный симптом "лексикализации" их, т. е. как симптом выпадения числительных из грамматики в словарь. Наличие изолированных групп в два-три слова или даже отдельных, единичных слов со своей собственной манерой склонения подчеркивает грамматическую омертвелость форм словоизменения числительных. Черты разрушения, ярко выступающие в формах отдельных числительных, углубляются отсутствием соотносительности между разными типами склонения числительных. Вместо живых систем — кучки "лингвистической пыли".

      Выделяются такие основные типы:

      1. Числительное один — с формами рода и со схемой местоименного склонения в единственном числе (ср. склонение местоимений сам, этот). Не подлежит сомнению, что употребление слова один подверглось сильному влиянию со стороны неопределенного члена немецкого и французского языков (un, einer).

      2. Два-две, три, четыре. Формы этих слов характеризуются своеобразной серией окончаний родительного, дательного и предложного падежей, несколько напоминающих склонение прилагательных (особенно местоименных): дву-х, -м; тре-х, -м; четыре-х, -м. Но конечными гласными основы косвенных падежей и особенно формой творительного падежа их словоизменение резко отличается от склонения прилагательных (двумя, тремя, четырьмя; ср.: ливмя, стоймя и т. п.).

      3. Пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, двадцать, тридцать. Все эти числительные следуют однообразной системе склонения, напоминающей женское мягкое склонение существительных с нулевым окончанием в именительном падеже (типа кость, тень). Но резкое отличие в ударении, которое в косвенных падежах этих числительных неизменно падает на окончание, как бы прикреплено к нему, подчеркивает их обособленность. Вообще у числительных ударение тяготеет к флексии (в составных словах — к окончанию не только второго составного слова, как, например, двумстам, тремстам, тремястами, о шестистах и т. п., но и первого, например, пятидесяти, пятьюдесятью или пятидесятью и т. п.).

      К этой системе отчасти примыкают еще две группы:

      4. Числительные от одиннадцати до девятнадцати. Их отличие от группы пять — десять сводится лишь к сохранению ударения на втором (у всех, кроме слов восемнадцать и девятнадцать) и третьем от начала (у слов восемнадцать и девятнадцать) слоге основы (слова четырнадцать, одиннадцать имеют ударение на корневом элементе, в остальных ударение падает на аффикс -на-).

      5. Числительные пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят. В них склоняются обе части, причем косвенные падежи суффикса -десят превращаются в формы слова десять. Главное ударение сохраняется на окончании первой части (пятидесяти, семьюдесятью и т. п.).

      6. Отдельную морфологическую группу образуют числительные двести, триста, четыреста. В них склоняются оба составных элемента, причем в косвенных падежах суффиксы -сти, -ста превращаются в формы множественного числа слова сто: сот, стам, стами, стах (с переносом ударения всего сложного слова на окончания, кроме родительного падежа — двухсот).

      7. Близко к предшествующей группе стоят числительные пятьсот — девятьсот. Их отличия обусловлены грамматическими свойствами числительных пять, шесть, семь, восемь, девять, составляющих первую часть этих сложных слов. В них изменяются обе части сложения с сохранением ударения на окончаниях второго компонента во всех падежах, кроме родительного (пятисот, пятистам и т. п.).

      8. Обособленно стоят два соседа в числовом ряду десятков: числительные девяносто и сто, каждое из них располагает единственной формой косвенных падежей: девяноста и ста.

      9. Параллель к ним представляет сорок с косвенным падежом сорока.

      10. Совсем изолировано числительное полтора — полторы, сочетающееся с родительным падежом единственного числа имени существительного. Общий косвенный падеж полутора сочетается с формами существительных множественного числа (эти полтора килограмма, этим полутора килограммам). Впрочем, при родительном падеже полутора, очень редко при женской форме полуторы (в просторечии же полтора — полторы, т. е. как в им. п.) имя существительное — без прилагательного — может стоять в родительном единственного числа: От нас до ближайшей деревни не более полутора часа ходьбы; в течение какого-нибудь полутора часа; От нас до ближайшей деревни будет не более полуторы версты (37). Форма родительного единственного женского рода полуторы, мало употребительная еще в самом начале XX в., по-видимому, совсем исчезает. Вместо полуторы в просторечии применяется полторы. По-видимому, здесь частично намечается тенденция к употреблению полтора в качестве обшей формы косвенного падежа без различия родов.

      11. Морфема пол- с косвенным падежом полу- (в просторечии пол- неизменно), при этом пол- требует родительного падежа, а косвенный падеж полу- является согласуемой морфемой (полдня потратить на поиски; ср. около полудня). Впрочем, пол- и полу- все более превращаются в неизменяемую первую часть составных слов со значением половины или середины чего-нибудь: полукруг, полдень, полночь и т. п.30

      12. Промежуточное положение между группами количественных числительных и собирательных занимают формы слова оба — обе, косвенные падежи которого с основами обои- и обеи-31 следуют системе склонения местоименных прилагательных, общей для всех собирательных числительных.

§ 12. Группа собирательно-разделительных
имен числительных

      К категории имен числительных наряду с обозначениями чисел относится группа собирательно-разделительных числительных32 , распадающихся на два разряда: 1) двое, трое; 2) четверо, пятеро, шестеро, семеро, восьмеро, девятеро, десятеро (где явственно выступает суффикс -еро). В индивидуальной речи возможны новообразования с этим суффиксом -еро, вроде восемнадцатеро и т. п. Принадлежность этих собирательных слов к категории числительных доказывается совокупностью морфологических примет: 1) отсутствием форм рода; 2) неспособностью иметь в качестве определяющего слова имя прилагательное (кроме весь); 3) отсутствием форм числа, так как их номинативы своим внешним видом вызывают представление о форме единственного числа среднего рода, а косвенные падежи их заимствуют свои окончания из склонения прилагательных во множественном числе: четверо, четверых, четверым, четверыми33 и т. п.; 4) резким контрастом между формой именительного-винительного падежа, с которой сочетаются существительные в родительном падеже множественного числа, и формами косвенных падежей, в которых эти собирательные слова согласуются с определяемыми существительными: четверо сыновей, но лишился троих сыновей; 5) смешанным характером системы словоизменения, сочетающей номинатив на -е, -о с формами косвенных падежей по склонению прилагательных множественного числа.

      Собирательно-разделительные числительные гораздо "субстанциональнее", предметнее, чем прямые обозначения чисел (ср.: пятеро и пять, двое и два и т. п.). В применении к лицам собирательные числительные приобретают яркий отпечаток субстантивности (вне связи с родительным падежом): семеро одного не ждут; "И вместе трое все в него [в воз] впряглись" (Крылов); у Тургенева в рассказе "Муму": "Одаренный необыкновенной силой он работал за четверых" и т. п. Ср. в "Чапаеве" Д. Фурманова: "Вот кинулись все четверо, поплыли. Двоих убило в тот же миг, лишь только коснулись воды. Плыли двое, уже были у самого берега — и в этот момент хищная пуля ударила Чапаева в голову".

      В значении и употреблении собирательно-разделительных числительных обнаруживаются категории лица и совокупности, характерные для имен существительных. Эти собирательно-количественные слова сочетаются главным образом с обозначениями лиц. Например: "У ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец, все четверо были отчаянные игроки" (Пушкин, "Пиковая дама").

      Однако категория лица у них не совпадает с категорией лица имен существительных. В этих числительных сохранились отражения более древнего понимания категории лица. Числительные двое, трое, четверо и т. п. сочетаются с именами лиц только мужского рода: двое детей, двое ребят; однако дети и ребята здесь надо понимать как формы, подводимые под категорию собирательности. Имена женского рода, так же как имена животных и неодушевленных, не могут иметь при себе таких числительных; ср.: две женщины, два вола, три волка (39). Очевидно, что в оборотах двое мужчин (но две женщины), трое крестьян (но три крестьянки) и т. д. пережиточно отражается та стадия в развитии языка, когда категория одушевленности еще не сложилась, а категория лица охватывала названия лиц только мужского пола. Впрочем, в современной разговорной речи иногда употребляются и сочетания: четверо женщин ("в комнате нас было четверо женщин"), пятеро студенток и т. д. Любопытно, что и числительные два, три, четыре в сочетании с названиями животных (очевидно, под влиянием таких случаев употребления составных числительных, как: Колхоз насчитывает двадцать две коровы, сорок две лошади и т. п.) употребляются в разговорном языке в винительном падеже прямого объекта вместо ожидаемого родительного одушевленности: Я видел две коровы; Я встретил три кошки (40).

      Намечавшееся в газетных стилях второй половины XIX в. распространение этого оборота и на категорию лица встретило решительный отпор со стороны пуристов (41) (но ср., например, в составных количественных обозначениях: Можно принять сто четыре студента и т. п.). Проф. Р. Кошутич констатировал, что слова из категории лица (в противоположность названиям животных) в языке образованных людей первой четверти XX в. не были охвачены этим процессом нивелировки лиц и предметов при счете. Нормой и теперь остаются конструкции с родительным падежом прямого объекта: Я видел двух детей, трех сестер и т. п.

      Собирательно-разделительные имена числительные двое, трое, четверо сочетаются также с существительными pluralia tantum. Например: двое суток, трое саней и т. п.34 По-видимому, это употребление к половине XIX в. вытеснило в литературном языке старые формы числительных-прилагательных двои, трои и т. п. Ср.: "Остановимся, может быть, сутки на двои" (Фонвизин); "Он мог так пробыть хоть трои сутки" (Гончаров).

      В первой трети XIX в. еще употреблялись обе формы: двое и двои, но уже в "Практической русской грамматике" Н. И. Греча обнаруживается склонность к смешиванию этих двух типов (т. е. двое, трое, четверо и т. п. с двои, трои, четверы и т. п.). Указывая на то, что двое, трое, четверо, десятеро, семеро "служат для обозначения числа предметов одушевленных, личных, а двои, трои, четверы — для исчисления имен, употребляемых только во множественном числе" (43), Греч предписывает сочетать и те и другие формы с родительным падежом множественного числа: двои часов, трои саней, четверы ножниц. Ср. у Пушкина: "Сделаны были трои триумфальных ворот" ("Материалы для истории Петра I"); у Гончарова: "Знаменитые отпиратели всяких дверей и сундуков... пробились трои суток... и объявили замок неотпираемым" ("Фрегат Паллада") и т. п.35

      Однако А. X. Востоков ("Русская грамматика", § 44, 1, 6), а за ним и Павский стремятся разграничить употребление двое, трое и т. п. и двои, трои и т. п.: "... двое прикладывать к одушевленным существам и сочетать с родительным падежом, а прилагательные двои прикладывать к неодушевленным и сочетать с ними в одном падеже и числе. Например: двое товарищей, двое слуг, двои сапоги, двои рамы, двои очки" (44).

      Позднее К. С. Аксаков констатировал: "Мы употребляем двое... Мы не смеем употребить двои... но народ употребляет обе формы, он говорит: двои ключи. Образованный или лучше испорченный наш язык оскорбляется таким выражением и называет его простонародным... Наше употребление: двое — не смело и даже смешно, мы говорим: двое молодцов, но не скажем двое человек, не скажем двое женщин, двое ведер, предаваясь какому-то темному и прихотливому такту слуха, привычки" (45).

      Формы двои, трои, четверы и т. п., вытесненные омонимическими формами двое, трое и т. п., вымерли, так как противоречили основному принципу категории числительных — принципу грамматического разрыва между номинативом и косвенными падежами. Но в современном языке при pluralia tantum собирательные числительные, кроме двое, трое, четверо, употребляются наряду с простыми числовыми обозначениями. В сочетании двое, трое, четверо суток, ворот и т. п. совсем недопустима замена двое, трое, четверо через два, три, четыре. Начиная с пяти возможны параллельные конструкции: пять суток и пятеро суток, шесть ворот и шестеро ворот и т. п. По-видимому, пять, шесть ворот и т. п. гораздо нормальнее, чем пятеро, шестеро ворот. В косвенных падежах употребление простых числительных при pluralia tantum явно предпочитается: при помощи двух щипцов, с тремя ножницами, на четверых воротах (46), с семью дверями и т. п. Формы косвенных падежей от пятеро, шестеро и т. п. в связи с существительными pluralia tantum, по-видимому, вовсе не употребительны.

§ 13. Группа неопределенно-количественных имен числительных

      Кроме собирательно-количественных слов в категорию числительных входят также слова, обозначающие неопределенное количество: сколько, столько, несколько, много, немного (и в основной форме слова мало, достаточно)36 .

      По поводу сближения таких слов, как много, мало, немного, с классом числительных проф. А. В. Добиаш писал: "Количество, заключающееся собственно в величине измеряемой "вещи", значит — в чем-то геометрическом, легко превращается в нечто арифметическое, т. е. число" (48). Несколько иначе изображал семантические основы этого процесса А. А. Потебня: "Понятие количества получается отвлечением от понятий измеряемого. На ступени конкретности количество должно было качественно изменяться вместе с изменением измеряемого.<...> Формально этот взгляд на количество сказывается в языке более древнего строя в том, что неопределенное точно количество многих вещей или одной, представляемой собирательно, выражается прилагательным... т. е. атрибутом, содержание коего мыслится в самых этих вещах. При этом разница между количеством вещей и величиной каждой из них формально не выражена и устанавливается контекстом: малые люди может значить не только parvi homines (когда каждый мал ростом или мал в общественном, нравственном отношении), но и pauci homines, в новом языке: мало людей. Новый язык ставит этот последний оборот..." (49) Ср. в современном языке: много людей, но с многими людьми, многих людей, многим людям и т. п. По мнению Потебни, числительные много, мало и т. п. произошли из "донаречных существительных" (50).

      Все эти слова: сколько, несколько, много, немного, столько (ср. мало) — характеризуются тем, что они совмещают значение числительных с функциями наречий, а некоторые из них — и прилагательных. В этом совмещении нет ничего удивительного. Качество и количество внутренно связаны. А наречия ведь соотнесены со всеми категориями имен, в том числе и с числительными. Однако самый принцип объединения разных категорий, принцип грамматического синкретизма в этих словах проявляется очень своеобразно. Пример — слово много. Оно имеет такие значения:

      1) наречие. В большом количестве, очень: много пить; Много будешь знать — скоро состаришься (поговорка);

      2) в значении категории состояния: о чем-нибудь имеющемся, предлагаемом или требуемом в слишком большом количестве, например: Пять рублей за одни подметки — это слишком много; Двадцати пяти рублей мне много, достаточно и пятнадцати;

      3) в значении количественного наречия: значительно, гораздо — усиливает степень качества (при сравнительной степени прилагательных и наречий) (разговорно), например: много больше, много меньше и т. п. (в просторечии также с префиксом-предлогом на — намного меньше).

      К этим наречным значениям примыкает и неизменяемое разговорное выражение с оттенком модальности — ни много ни мало (в значении: именно так много, ровно столько): Запросил ни много ни мало сто рублей;

      4) в значении числительного количественного: большое количество чего-нибудь, например: Я нашел там много друзей; Много лет прошло с тех пор; Мне предстояло очень много хлопот.

      Переход слова много в категорию числительных связан с отрывом его от роли наречия и от функции сказуемого, с вовлечением его в круг количественно-предметных отношений. Много (шуму) — это наречие в функции названия и, следовательно, в положении определяемого. Возникновение номинатива превращает количественное наречие в имя числительное.

      Вовлекаясь в круг имен числительных, слово много должно было прислониться к какой-нибудь системе склонения. Числительному много противостоят прилагательное многие и существительные: многое — нечто значительное по объему содержания, многие вещи (во многом я не согласен с вами, многое было скрыто от меня) и многие — неопределенно большое количество людей. Этими словами выражаются понятия качественной множественности, понятие множества вещей и понятие множества лиц. Слово много, следуя традиции всех имен числительных (а особенно имен числительных двое, трое, четверо, несколько), для косвенных падежей адаптирует формы склонения прилагательного многие. Слово многие (многий) под влиянием своего лексического значения потеряло формы единственного числа. Сочетаясь с существительными множественного числа, оно значит: взятый в большом числе, количестве, многочисленный (по отношению к части, ряду предметов одной категории). Возникает вопрос: есть ли какое-нибудь смысловое различие между косвенными падежами множественного числа от прилагательного многий и от числительного много? Иными словами, можно ли определить по значению, какие случаи употребления форм многих, многим, многими относятся к системе склонения имени прилагательного многий и какие — к имени числительному много? В фразе Мне нехватает многих сведений само значение глагола как будто указывает на количественно-числительную функцию формы многих. В предложении Со многими друзьями я рассорился, напротив, ощутим качественный оттенок, присущий употреблению слова многие.

      Однако в обоих случаях формы многих, многим сохраняют все синтаксические свойства прилагательного: 1) формы согласования и 2) способность определяться наречием (количественным — очень многих, весьма многим). Правда, и числительное много, вследствие своей связи с наречием, тоже не теряет возможности количественно-наречного определения: Я видел так много горя; Он испытал очень много несчастий на своем веку; Очень много забот у меня и т. п. "При этом чувствуется разница между Многие люди (рассматриваемые порознь) думают, что... и Много людей (взятых вместе) гибнет на войне" (51).

      Следовательно, различение функций имени числительного и прилагательного в формах косвенных падежей (многих, многими) не может быть произведено по чисто грамматическим признакам. Все другие признаки такого различения также оказываются случайными и неопределенными. Итак, в слове много категория имени числительного для своего выражения могла приспособить лишь наречную форму на -о в качестве "номинатива", так как образованию форм косвенных падежей этого слова мешала омонимия с формами прилагательного многие (ср. слово достаточно, к которому косвенные падежи явно не притягиваются из системы прилагательного достаточный, или слово мало, к которому косвенные падежи прилагательного малый вовсе не подходят по значению). Отличие числительных много, немного от прилагательных многие, немногие в основной форме (немного усилий — немногие усилия; мало знаний — малые знания; много трудов — многие труды) не отражается на системе их косвенных падежей. Все же тесная связь форм много — многих, немного — немногих и т. п., особенно на фоне соотношений несколько — нескольких, столько — стольких, сколько — скольких, сильно давит на, форму многие, и при наличии добавочных указаний на счет (я не досчитался многих книг) формы многих, многим и т. п. тяготеют к имени числительному много.

      Итак, в словах много, мало, немного37 нет полного комплекта строго очерченных форм, характерных для категории числительных. Чрезвычайно интересно, что одна форма номинатива много, мало, немного со всеми грамматическими особенностями ее употребления как бы гарантирует переход этих слов в имена числительные и обеспечивает соотносительность их с другими грамматическими группами числительных (ср. однотипность много и несколько). Конечно, само лексическое значение слов много, немного, мало играло существенную роль в этом процессе грамматического переосмысления. Тем не менее здесь очень рельефно выступает удельный вес основной формы ("номинатива") в категории числительных. Это лишнее доказательство функциональной слабости системы склонения числительных.

      В неопределенных числительных столько, сколько, несколько специфические особенности и свойства числительных выражены полностью. Слова сколько, столько в областных диалектах, следуя акцентологической норме числительных, переносят даже ударение на флексии косвенных падежей (столько — стольких, сколько — скольких и т. п.38 ). Омонимия с наречиями здесь не создает "морфологических двойников", так как употребление наречий и числительных четко разграничено синтаксически и функционально. В выражениях Я несколько удручен отсрочкой летнего отпуска и Я хотел бы сказать несколько слов никто не отнесет оба случая употребления несколько к одной категории. Однако любопытно, что при именах лиц и животных одинаково возможны две конструкции: Я видел несколько детей и Я видел нескольких детей.

§ 14. "Нумерализация" существительных женского рода,
имеющих отвлеченное значение неопределенно-большого количества

      Кроме всех этих разрядов имен числительных: 1) счетных, 2) количественно-собирательных и 3) неопределенно-количественных — к категории числительных притягиваются отвлеченные существительные, обозначающие неопределенно-большое количество чего-нибудь: бездна, гибель, уйма, масса, пропасть, тьма39 . Ср.: "Народу съехалось тьма-тьмущая" (Тургенев, "Однодрорец Овсяников"). Однако эта "нумерализация" существительных еще не ведет к утрате ими форм рода и синтаксических свойств имени существительного. Она сказывается лишь в ослаблении у этих слов предметного значения и в сочетании их с формами глаголов прошедшего времени единственного числа среднего рода40 (ср., например, у Пушкина: "Таких, как он, такая бездна!"; у Достоевского: "Публики сегодня приходило целая бездна" и т. п.).

§ 15. Гибридный грамматический строй числительных
в современном русском языке

      Грамматическое строение современных русских числительных ярко отражает приемы приспособления архаической морфологии к новым формам мышления. Разрыв употребления и значения указывает на переходную стадию в истории числительных. Древние синтетические формы числовых существительных и прилагательных подверглись в категории числительных разрушительному натиску отвлеченного математического мышления. Старая техника языка вступает в противоречие с новыми принципами понимания и выражения отвлеченных понятий числа и количества.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ "ИМЯ ЧИСЛИТЕЛЬНОЕ"

      1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 37.

      2. См.: Кацнельсон С. Д. Энгельс и языкознание. — Изв. АН СССР. Отд. литературы и языка, 1941, № 1.

      3. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Харьков, 1899, вып. 3, с. 5 [т. 3, с. 81].

      4. См.: Выгодский M. Я. Понятие числа в его развитии. — Естествознание и марксизм, 1929, № 2.

      5. См.: Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. М. — Л., 1945, с. 218 — 222.

      6. Будилович А. Начертание церковнославянской грамматики применительно к общей теории русского и других родственных языков. Варшава, 1883, с. 234; ср.: Ильиш Б. А. Современный английский язык. Теоретический курс. Л., 1940, с. 120.

      7. Классовский В. Нерешенные вопросы в грамматике. Спб. — М., 1870, с. 61.

      8. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи, с. 221.

      9. Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. М., 1844, ч. 2, с. 6.

      10. Греч H. И. Практическая русская грамматика. Спб., 1834, с. 100.

      11. Андреев В. Ф. Знаменательные и служебные слова в русской речи. — Журнал министерства народного просвещения, 1895, № 10, с. 250, 252.

      12. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1927, вып. 2, с. 91 — 93 [500 — 501].

      13. Аксаков К. С. Несколько слов о нашем правописании. — Полн. собр. соч. М., 1875, т. 2, ч. 1: Сочинения филологические, с. 14.

      14. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе. Спб., 1850, с. 222 — 223.

      15. Ср.: Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики. Пг., 1915, вып. 2, с. 202 [т. 1, с. 541].

      16. См.: Ададуров В. E. Anfangsgründe der Russischen Sprache. — В кн.: Вейсман Э. Немецко-латинский и русский лексикон купно с первыми началами русского языка. Спб., 1731; Обнорский С. П. Именное склонение в современном русском языке. Л., 1931, вып. 1, с. 278 — 279.

      17. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1925, вып. 1, с. 14, примечание, 42 [32, примечание, 59].

      18. См. там же, с. 271 [278].

      19. Ср. объяснение этого процесса у А. А. Шахматова (литографированный курс "История русского языка"; ч. 3: История форм).

      20. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 214 — 215.

      21. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М. — Л., 1941, т. 4, с. 249.

      22. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 229.

      23. Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи, с. 196 [т. 1, с. 539 — 540].

      24. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика. Београд, 1914, т. 2. с. 123.

      25. См.: Аксаков К. С. О грамматике вообще. — Полн. собр. соч. М., 1875, т. 2, ч. l: Сочинения филологические, с. 10.

      26. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 2, с. 91 — 92 [500 — 501].

      27. Боголепов А. П. Пропавшая часть речи. — Русский язык в советской школе, 1930, № 2, с. 51.

      28. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, вып. 3, с. 6 [т. 3, с. 9].

      29. Аксаков К. С. Конспект последних двух отделов первой части Русской Грамматики. — Полн. собр. соч. М., 1880, т. 3, ч. 2: Сочинения филологические, с. 90.

      30. Анненский И. Ф. [Рец. на кн.:] Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. — Журнал министерства народного просвещения, 1903, № 5.

      31. См.: Грунский H. К. Очерки по истории разработки синтаксиса славянских языков. Спб., 1911, т. 1, вып. 1 — 2, с. 38.

      32. Брандт P. О двоинных формах и об ограниченном числе. Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского. Спб., 1909, с. 40.

      33. Ср.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика, т. 2, с. 125.

      34. Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи, с. 196.

      35. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика, т. 2, с. 124.

      36. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 190.

      37. См.: Boyer P., Spéranski N. Manuel pour l'étude de la langue russe. P., 1905, p. 269.

      38. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика, т. 2, с. 135.

      39. См.: Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1936, с. 92 [129].

      40. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика, т. 2, с. 125.

      41. Ср. статью И. Николича. — Филологические записки, 1878, вып. 1.

      42. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика, т. 2, с. 129; Boyer P., Spéranski N. Manuel pour l'étude de la langue russe, p. 265.

      43. Греч H. И. Практическая русская грамматика. Спб., 1834, с. 102.

      44. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 245.

      45. Аксаков К. С. Конспект последних двух отделов первой части Русской Грамматики, с. 93.

      46. См.: Unbegaun B. La langue russe au XVIe siècle. P., 1935, p. 444. Ср. также: Boyer P., Spéranski N. Manuel pour l'étude de la langue russe, p. 265.

      47. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 311.

      48. Добиаш А. В. Опыт семасиологии частей речи. Прага, 1899, с. 204.

      49. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, вып. 3, с. 496, 498 [390 — 391].

      50. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М. — Л., 1941, т. 4, с. 245.

      51. Там же, вып. 3, с. 498 [392].

      52. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 243 — 244.

      1 Ср. замечание Ф. Энгельса о происхождении понятия числа: "Понятия числа и фигуры взяты не откуда-нибудь, а только из действительного мира. Десять пальцев, на которых люди учились считать, т. е. производить первую арифметическую операцию, представляют собой все, что угодно, только не продукт свободного творчества разума. Чтобы считать, надо иметь не только предметы, подлежащие счету, но обладать уже и способностью отвлекаться при рассматривании этих предметов от всех прочих их свойств кроме числа, а эта способность есть результат долгого, опирающегося на опыт, исторического развития" (1). Ср. также статью С. Д. Кацнельсона "Энгельс и языкознание" (2).

      2 Ср. замечание А. А. Потебни: "Общие языки, как математический... только стремятся стать общечеловеческими, а на самом деле суть европейские..." (3)

      3 Ср. более разнообразные примеры употребления имен числительных в языках разных систем у И. И. Мещанинова (5).

      4 А. Будилович заметил: "В числительных выражаются не объективные признаки предмета, а соотношение его с другими в категории количества" (6).

      5 В. Классовский в книге "Нерешенные вопросы в грамматике" писал: "То, что мы называем числом, есть не более как или одна из сторон выразимости формы предметов (например, четыре ноги у лошади), или соизмерение одной величины с другою, принимаемою за масштаб (например, деньги соизмеряются с рублем, считаются на рубль). Следовательно, число чрез себя и для себя не существует в природе. Этим числительное имя как часть речи сходится с местоимением, служащим также к указанию несуществующего чрез себя и для себя" (7). Но "если числительное связывается с именем в одном общем синтаксическом построении и само в отдельности не дает законченного содержания высказывания предметного характера, то в то же время числительное не снижается до роли служебного слова. Оно, своим содержанием количественного признака, сохраняет свое собственное значение слова" (8).

      6 В этой связи уместно вспомнить теорию Потебни "об устранении в мышлении субстанций, ставших мнимыми", или "о борьбе мифического мышления с относительно научным в области грамматических категорий". "Например, — пояснял Потебня, — математика, оперирующая с отвлеченным числом, отвлеченною величиной, возможна лишь тогда, когда язык перестает ежеминутно навязывать мысль о субстанциональности, вещественности числа, а в противном случае величайший математик и философ, как Пифагор, должен будет остаться на этой субстанциональности" (из автобиографии Потебни, напечатанной у Пыпина в "Истории русской этнографии", т. 3, с. 423 — 424).

      7 Анализ значений математического выражения "плюс" см. в статье Г. Риккерта "Одно, единство и единица" (Логос, 1911 — 1912, кн. 2 и 3, с. 160 — 167).

      8 Некоторые общие соображения по истории русских числительных см. в "Заметках по русским числительным" С. П. Обнорского (сборник "Академия наук — Н. Я. Марру". 1935).

      9 Еще Н. И. Греч писал: "Имена числительные пять, шесть, семь, восемь, девять, десять и сложные с сим последним (двадцать, тридцать, пятьдесят) родов и чисел не имеют" (10).

      10 Ср. замечание В. Ф. Андреева: "Имя существительное есть такое самостоятельное понятие, которое означает субстанцию, реальную или отвлеченную; следовательно, оно (то есть существительное) может означать и число, но неопределенное: количество, сумма, итог и пр. (часть, множество, свет, тьма, т. е. бесчисленное множество. — В. В.)... Все эти слова, будучи понятиями числа, потому не считаются числительными, что они число выражают неопределенно... Весьма близки к только что перечисленным существительным по значению и форме следующие настоящие числительные: миллиард, миллион, тысяча, сотня, десяток, единица и пр." (11).

      11 К. С. Аксаков в статье "Несколько слов о нашем правописании" писал: "Употребление различия: обоих, обеих (следовало бы употреблять одно, и именно: обоих) кажется нам совершенно ложным и неуместным" (13). Г. Павский выражается еще резче, приписывая формы обеих и т. п. "мудрованию немудрых грамматистов": "Зачем же выдумали и внесли в грамматику обеих, обеими, обеим? Не зараженные грамматическими выдумками простолюдины всегда скажут: с обоих сторон, а не с обеих сторон, обоим дочерям, а не обеим дочерям, и в этом случае инстинкт научил их лучшему склонению, нежели учит школа" (14).

      12 Форма тысячью отмечена как нормальная еще в "Anfangsgründe der russischen Sprache". Возможно, что в этой двойственности форм отражается и древняя двойственность морфологических типов и склонений — тысяча и тысячь (16).

      13 Ср. широкое распространение согласования слова тысяча в косвенных падежах (при наличии обозначения числа тысяч) с определяемым существительным:

Тут был К. М., француз, женатый
На кукле чахлой и горбатой
И семи тысячах душах.

(Пушкин, "Евгений Онегин")

      "Я в девяти тысячах милях от отечества" (Гончаров, "Фрегат Паллада"). Но ср. синтаксические особенности употребления форм слова тысяча вне связи с другими числительными: "Накалыватель должен был тысячью мелких уколов усиливать кровообращение" (Короленко, "История моего современника"); "Внутри его все стонало, гремело и выло тысячью буйных и огненных голосов" (Л. Андреев, "Иуда") и т. п.

      14 Идиоматичность сочетаний всех вообще числительных с родительным падежом имени существительного доказывается: а) архаическими формами родительного падежа существительных в этих сочетаниях, например родительного множественного без окончания -ов в мужском роде: килограмм (ср. устар. аршин), сапог, чулок, раз, грамм (ср. также в названиях частей войск: солдат, рекрут, улан, гренадер и т. п.; ср. также: глаз, погон); б) архаическим ударением выражений: два шага, три ряда, четыре часа. Ср. у Блока в поэме "Двенадцать":

Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!;

в) сохранением при счете исчезнувших из языка форм, например родительного падежа человек: "Человек пять мужиков сидело по лавкам" (Слепцов, "Ночлег").

      15 Ср. замечание Г. Павского: "Предлог по подчиняет себе все другие числа, поставляя их в дательном падеже, а над числами два, три, четыре... не имеет никакой силы. При них он стоит в виде наречия. Еще странность предлога по: имена числительные пять, шесть и т. д. при нем остаются существительными и требуют после себя падежа родительного, тогда как при других предлогах они сочетаются с именами на праве прилагательных..." (20)

      16 Ср. замечание А. А. Потебни: "Собирательность и субстанциональность числительных в падежах, кроме именительного, винительного, исчезли, послуживши ступенью к атрибутивности числительных 5 и пр. (Miklosich, IV, с. 57 — 58, 479). Это доказывает, что субстанциональность в именительном, винительном, с одной, и в других падежах — с другой стороны, не одинакова" (21).

      17 Но ср. устарелое употребление дательного падежа сту с предлогом по: по сту, например, у Крылова ("Дикие Козы"): "К ним за день ходит по сту раз". Ср. у Тургенева в рассказе "Постоялый двор": "Его считали в сороках или пятидесяти тысячах".

      18 Ср. в "Русских народных сказках" Афанасьева в "Сказке о Козьме Скоробогатом":

Поклонилась царю сороком сороков серых волков,
Поклонилась царю сороком сороков черных медведей,
Поклонилась царю сороком сороков соболей и куниц.

      19 Ср. у Г. Павского: "Вместо пятьюдесятью в разговорах чаще слышно пятидесятью" (22).

      20 Эти формы приведены уже в "Anfangsgründe der russischen Sprache" (1731, с. 32). Они внесены в "Словари Академии Российской" и в "Словарь церковнославянского и русского языка" (1847).

      21 Ср. у А. П. Боголепова в любопытной по-своему статье "Пропавшая часть речи" справедливое замечание: "...количества, обозначенные числительными два, три и т. д., мы отнюдь не можем себе "представить" как предметы; стоит только представить себе числа как предметы, — и вся арифметика с ее действиями превратится в совершенную бессмыслицу" (27). Ср. также мысль Потебни: "...если язык... дает возможность представлять число только вещью, вместилищем, то 2 × 2 = 4, в смысле группировки отвлеченных единиц, в нем невозможно" (28).

      22 Ср. замечание К. С. Аксакова: "...счет производится собственно только в именительном и винительном падеже... Склонение численного прилагательного в других падежах прямого счета не допускает и являет внимание, остановившееся уже на отношениях косвенных предметов" (29).

      23 И. Ф. Анненский приводит из былинного языка яркие примеры сочетаний числительных два, три с формой родительного падежа:

Ай же ты, калека, калека перехожая!
Молодца в тебе в два меня,
А силы-то у тебя в три меня,
А смелости нет и в полменя.

(Гильфердинг, I, № 144) (30).

      24 Еще Барсов в XVIII в. отмечал своеобразие ударения в сочетании обе руки (а не руки) (31).

      25 О происхождении этих оборотов (под влиянием словосочетаний типа двое красивых мужчин, трое прилежных учеников и т. п.) см.: Шахматов А. А. Исследование о двинских грамотах XV в. Спб., 1903, с. 129.

      26 Любопытно у Л. Толстого употребление выражения три рубля в значении "трехрублевый": "К осени собрались у сапожника деньжонки: три рубля бумажка лежала у бабы в сундуке" ("Чем люди живы").

      27 Ср. замечание В. И. Чернышева: "Числительные количественные частью как будто приближаются к частям речи неизменяемым" (34).

      28 Необходимо констатировать в этом случае разрыв русского языка с традициями церковнославянского (а следовательно, и греческого) языка.

      29 Ср., например, в современных турецких языках, где самая распространенная и общеупотребительная система обозначений 11, 12, 13, и т. д. такова: сначала ставятся десятки, а потом единицы, например: ип dürt (т. е. десять четыре — четырнадцать) и т. п. Ср. у Пушкина в "Путешествии в Арзрум" описание разговора с калмычкой: "Сколько тебе лет? — Десять и восемь".

      30 Необходимо отметить морфологические своеобразия сложения числительной морфемы пол- с именами существительными. Номинатив образуется соединением пол- с родительным падежом существительного: полминуты, полведра, полчаса (ср.: эти полминуты; за эти полчаса; прошло целых полминуты). К косвенным падежам существительного присоединяется количественный префикс полу- (в течение этой полуминуты; в продолжение первого получаса; этого полуведра); но иногда возможно в разговорной речи и неизменное пол- (не забуду этой полминуты; полудня и полдня, но к полудню; пополудни; в полверсте и полуверсте и т. п.; полночь, полночи, но полуночи). Ср. также: полгода, в течение полугода и т. п., но множественное полугодия, полугодий и т. п. (38) Ср. формы согласования: "У тебя полголовы седая, а между тем куда ты ни оборотишься, всюду у тебя скандал" (Лесков, "Соборяне").

      31 Ср. остаток местоименного прилагательного обой- в идиоме обоего пола.

      32 Миклошич в "Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen" (Wien, 1879, 4, гл. 3) называет числительные типа двое, трое и т. п. distributiva (разделительными). В современном русском языке собирательное значение возобладало в этих словах над разделительным. Однако употребление двое, трое и т. п. в сочетании с pluralia tantum (двое ножниц, трое саней и т. п.) явно основано на старом дистрибутивном значении этих числительных.

      33 Впрочем, в современном языке формы творительного множественного четверыми, пятерыми, шестерыми и т. д. малоупотребительны; вместо них говорится: четырьмя, пятью, шестью и т. п.

      34 Любопытно, что двое, трое, четверо и т. п. в применении к парным предметам могут обозначать, в отличие от числительных два-две, три, четыре, две, три пары-чего-нибудь: двое брюк, двое сапог, двое перчаток и т. п. (42)

      35 О возникновении оборотов двои, трои с родительным падежом множественного числа см.: Шахматов А. А. Исследование о двинских грамотах XV в. А. А. Шахматов видел здесь результат взаимодействия оборотов два часа и двои сутки, т. е. перенос родительного падежа из конструкций с два, три и т. п. на формы с двои, трои и т. п. (с. 128 — 129).

      36 Еще Г. Павский относил сколько, столько, несколько к числительным (47).

      37 Ср. также: видимо-невидимо. У Герцена: "Он перевез видимо-невидимо денег в Америку" ("Былое и думы").

      38 По поводу склонения форм сколько, столько, несколько, двое, трое и т. п. Г. Павский заявлял: "Закон санскритского языка, по которому числительные имена среднего рода сохраняют только именительный и винительный падежи единственного числа, а во всех прочих падежах склоняются по множественному числу, отчасти господствует и в нашем языке" (52).

      39 В сущности, слово тьма по происхождению является архаическим существительным, обозначающим в церковнославянском языке: десять тысяч (греч. myrias), непостижимое множество (тьма тем).

      40 Для того чтобы еще рельефнее выступило глубокое различие между именами числительными и существительными и прилагательными, можно сопоставить употребление и строение числительных и тех групп имен существительных и прилагательных, которые имеют общие основы с числительными. Например, в категории существительных: а) треть, четверть (соотносительно с пять, шесть, семь, восемь, девять и т. п.); б) двойка, тройка, четверка, пятерка и т. п. (соотносительно с два — двое, три — трое и т. п.); в) единица, троица, ср. пятница; г) четверня, пятерня, шестерня, ср.: сотня, двойня, тройня; д) десятина, осьмина, ср. четвертинка; е) пяток, десяток; ж) четверик, осьмерик, десятерик и т. п.; з) четвертак, пятак. Ср. еще: десятник, тысячник и т. п.

      В категории прилагательных: 1) первый, второй, третий, четвертый, пятый и т. п.; 2) двойной, тройной, четверной и т. п.; 3) двоякий, троякий; 4) двойственный, тройственный и т. п.

      Кроме того, пятая, восьмая (доля) и т. п. субстантивируются, сочетаясь с числительными две пятых, три восьмых и т. п.