тексты


<< к оглавлению


§ 11. Формы субъективной оценки качества
и формы степеней сравнения прилагательных

      Вопрос о степенях качества и о формах их выражения у прилагательных не может считаться вполне уясненным1 . В "Российской грамматике" Ломоносова вопрос о степенях сравнения имен прилагательных был решительно отделен от вопроса об умалительных и увеличительных именах прилагательных (типа плоховат, близехонек и т. п.), т. е. от вопроса о категории субъективной оценки. Но в русских грамматиках первой половины XIX в. под влиянием французских грамматических теорий эти вопросы сблизились. В руководствах этого времени нередко устанавливались две категории степеней качества: "неотносительные, в коих нет сравнения между предметами (например: староватый, старенький, старехонек. — В. В.), и относительные, или степени сравнения, в коих качество определяется по сравнению предметов между собою" (55)2 (например: старейший из ученых; один другого старее). Понятие степеней сравнения иногда распространялось и на все разновидности степеней качеств.

      В таком случае обе эти группы форм объединялись под именем безотносительных и относительных степеней сравнения. (При этом безотносительные степени сравнения иногда сопоставлялись со "степенями" глагола.) Получались три безотносительных степени сравнения:

      1) начинательная степень, образуемая от основы имени прилагательного, обозначающего физические качества предметов, с помощью суффикса -оват-, -еват-: желтоватый, красноватый, синеватый и т. п.;

      2) длительная и учащательная степень от тех же прилагательных, образуемая с помощью суффикса -оньк-, -еньк-: желтенький, красненький, сухонький. Эту форму имеют не все прилагательные со значением физического качества. Так, она не свойственна прилагательным на -кий с предшествующим согласным, которые выражают способность неодушевленного предмета к какому-нибудь действию: ломкий, звонкий, скользкий, тряский;

      3) совершенная степень, употребляемая только в краткой форме и образуемая с помощью суффиксов -ёхонек, -охонек и -ошенек, -ёшенек: краснёхонек, белёхонек, здоровёшенек.

      "Совершенной безотносительной степени лишены прилагательные качественные, показывающие принадлежность предмету каких-либо частей или свойств и оканчивающиеся на -авый, -атый, -астый, -оватый, -ивый, -итый, -истый, -ный, -кий: моложавый, душистый, плодовитый и пр. Все эти прилагательные не представляют постепенного развития или напряжения деятельности в предметах..." (57).

      Таким образом, все безотносительные степени качества, иначе говоря, формы субъективной оценки качества ставились в один грамматический ряд. Между этими тремя степенями усматривалось прямое соотношение. Казалось, что безотносительное к сравнению предметов различение степеней одного и того же качества ведет к образованию трех форм одного и того же слова (58). Например: слабоватый, слабенький и слабёхонек с этой точки зрения должны быть признаны формами слова слабый, так же как слабее и слабейший. Сопоставление с видами глагола является искусственным и внешним. Стремление установить полный параллелизм между тремя степенями субъективной оценки и между тремя степенями сравнения сужало круг грамматико-семантического исследования и вело к искусственным грамматическим построениям. Поэтому Ф. И. Буслаев в своей "Исторической грамматике" отошел от этого надуманного учения о двух соотносительных типах степеней сравнения, введя вопрос о степенях сравнения в его традиционное русло, в котором он в общем пребывает и до сих пор. Лишь так называемая "формальная" грамматика нашего времени попыталась оторвать форму сравнительной степени от категории имени прилагательного и выделить ее даже в особый грамматический класс. Формы же безотносительных степеней качества обычно помещались в один общий ряд со всеми суффиксальными образованиями имен прилагательных. Еще К. С. Аксаков бегло коснулся вопроса о "разных оттенках качества, которые показывают его свойство, количество и тому подобные отношения в нем самом со стороны внешней". Он указал, что формы этого рода в основном обособлены от категории степеней сравнения, выражающей внутреннее распределение качества в предметах. Уменьшительно-ласкательные и усилительные формы прилагательного, "определяя качество с его наружной стороны, еще не определяют самого качества, а выражают лишь его субъективную оценку". Они "группируются около общего качества и составляют его переливы" (59).

      Таким образом, русская грамматика к середине XIX в. в вопросе о формах субъективной оценки вернулась к правильной точке зрения, намеченной еще Ломоносовым. Стало ясно, что значение степеней сравнения и форм субъективной оценки в отдельных оттенках сближаются. Но на фоне этих семантических связей еще рельефнее выступили различия, расхождения между двумя категориями. При ближайшем изучении тех образований, которые причислялись к безотносительным степеням качества, открылось, что между ними в живой речи нет ни грамматической соотносительности, ни логической симметрии.

      Суффикс -оват- (-еват-) обозначает неполноту, недостаток качества "против обыкновенного" (Греч), наличие качества лишь в некоторой слабой степени, далекой от нормы. Образования с этим суффиксом иногда очень сильно отличаются своим значением от производящего прилагательного (ср.: дубовый и дубоватый; прыщавый и прыщеватый; илистый и иловатый; глухой и глуховатый, не совпадающие по кругу значений; ср. невозможность сказать: "сытое брюхо к учению глуховато" или: "ходила глуховатая молва", "испытывать глуховатое недовольство" и т. п.; ср. образования типа плутоватый, вороватый, мещановатый и т. п.; ср. также: одутловатый).

      Последовательность безотносительных "степеней качества" оказывается мнимой. Суффикс -оват- лишь в узком кругу слов может рассматриваться в параллель с суффиксом -еньк-, -оньк-, и то как его неполный морфологический синоним. К. С. Аксаков в разборе "Исторической грамматики" Ф. И. Буслаева останавливался на различиях в значении и экспрессии между беловатый — беловат и беленький — беленек, белёхонек, белёшенек. "Белёхонек, белёшенек и проч. (кругом бел, совершенно бел. — В. В.) выражают личное впечатление говорящего, поэтому сравнительная степень здесь невозможна; ибо здесь является не качество: бел само по себе, а особое впечатление, им производимое. Слово беленек не имеет значения: совершенно бел, а скорее слегка бел; но, выражая личное ощущение, не может иметь сравнительной степени. Беловат, белесоват не выражают личного впечатления, а обозначают само качество и потому могут иметь сравнительную степень" (60)3 .

      О том же явлении позднее писал проф. Мандельштам: "Как в обыденной речи, так и в народной поэзии и в литературных произведениях слышится часто в уменьшительных суффиксах нечто, соответствующее суффиксам -ватый, -атый, т. е. присутствие качества в некоторой степени... Хотя над значением ложится отношение говорящего — то симпатии, то антипатии, в зависимости от содержания самого слова (ср.: пошленький, подленький и глупенький, слабенький)" (61).

      Уменьшительно-ласкательный суффикс -еньк-, -оньк- присоединяется к основам прилагательных, как осложненным суффиксами, так и бессуффиксным. Однако далеко не все осложненные суффиксами основы качественных имен прилагательных могут соединяться с суффиксами субъективной оценки. Обычно не образуют уменьшительных форм на -еньк-, -оньк- качественные имена прилагательные, включающие в себя суффиксы -тельн-, -ист-, -льн- и некоторые другие. Кроме того, вообще качественные прилагательные, носящие отпечаток книжности, не имеют форм субъективной оценки. Точно так же прилагательные с живой глагольной основой обычно не принимают уменьшительно-ласкательных суффиксов. Это можно наблюдать даже в прилагательных на -кий, если в них жива связь с глаголом (например: броский, хваткий, ломкий и т. п.). При утрате же или ослаблении связи с глаголом эти прилагательные сочетаются с уменьшительными суффиксами. Впрочем, прилагательные с суффиксом -к- (но не на -окий, -ёкий) "отбрасывают" -к- перед уменьшительным суффиксом: гладенький, жиденький, коротенький, легонький, мягонький, низенький, реденький, тоненький, меленький, узенький и т. п.; но высоконький, глубоконький и т. п. Лишь в тех случаях, когда суффикс -к- уже неотделим от основы прилагательного, уменьшительный суффикс -оньк- непосредственно примыкает к нему (ср. разг.: мелконький, жалконький и др.). Ударение ставится на слоге, непосредственно предшествующем суффиксу -оньк-, -еньк-.

      Функция суффикса -еньк-, -оньк- довольно точно была определена еще грамматиками первой половины XIX в.; это — "смягчение или уменьшение качества". По толкованию Н. И. Греча, качественные прилагательные, сочетаясь с этим суффиксом, принимают вид уменьшительных для смягчения, для приветствия или для согласования с существительным уменьшительным (62). В своем основном, чисто экспрессивном уменьшительно-ласкательном или несколько пренебрежительном значении формы на -еньк-, -оньк- принадлежат к системе форм производящего имени прилагательного (слепой — слепенький; хромой — хроменький и т. п.). Относясь к имени существительному в уменьшительно-ласкательной форме, прилагательные на -енький, -онький выражают своеобразное экспрессивное согласование с ним (ср.: голубое платье — голубенькое платьице4 ; веселый день — веселенький денек и т. п.). В таком сочетании эти формы лишь обостряют и усиливают эмоциональную окраску определяемого предмета. Например, маленькая лошадка. А. А. Потебня и вслед за ним проф. И. Мандельштам отметили, что в некоторых случаях формы прилагательных на -енький лишены прямого уменьшительно-ласкательного значения и употребляются лишь для общего экспрессивного "освещения речи" (63).

      Все это подтверждает ту мысль, что слабенький является скорее экспрессивным видоизменением слова слабый, его формой, чем самостоятельным, новым словом. Но экспрессивные оттенки, присущие этим формам, крайне разнообразны и противоречивы. Эти формы могут выражать меньшую, смягченную степень качества в субъективном освещении (например: смазливый и смазливенький, легкий и легонький и т. п.). Иногда, напротив, им свойствен оттенок субъективного усиления качества (например: простенький и простой; паршивенький и паршивый и т. п.). Это усиление качества особенно ярко выступает в устном употреблении (правда, не частом) кратких форм, вроде тяжеленек, далеконек и т. п., или однородных полных с предикативным значением: путь показался нам долгоньким. Ср. у Достоевского в "Бесах": "Варвара Петровна... стала в последние годы излишне, как говорили, расчетлива и даже скупенька".

      В силу этого многообразия экспрессивной окраски у многих форм на -енький, -онький изменяется лексическое содержание. Этот смысловой сдвиг ведет к отрыву их от исходного имени прилагательного (например: хороший и хорошенький, малый и маленький и т. п.). В современном языке есть несомненная тенденция к превращению многих форм с суффиксом -онький, -енький в отдельные слова.

      А. А. Шахматов указывал, что "уменьшительные образования могут возникать и независимо от определяемых существительных" (64), и подчеркивал склонность этих форм к обособлению в самостоятельные слова (ср.: "она очень мила" и "она очень миленькая"; "маленький, да удаленький").

      Крестьянско-фольклорные суффиксы -ёшеньк-, -ёхоньк-, -охоньк-, связанные преимущественно с краткой формой прилагательных, выражают усилительное, увеличительное значение (65): рад-радёшенек, один-одинёшенек, тяжелёшенек, здоровёшенек и т. п. По-видимому, в -ёшенек преобладает оттенок сочувствия (иногда даже ласкательной окраски), в -ёхонек — оттенок предельного усиления. Формы на -ёшенек (-ёшенький) явно вымирают. Они расцениваются в устной речи как архаизмы или фольклоризмы. Формы на -ёхонек, в устной речи потенциально образуемые от многих качественных прилагательных (например: тяжелёхонек, глупёхонек и т. п.), все же мало употребительны в интеллигентско-разговорном языке. На тех и других лежит отпечаток народнопоэтического стиля. Приходится признать их еще не отжившими, но лишь "запасными" формами соответствующих качественных слов.

      Итак, в современном языке отчетливо проявляется тенденция к экспрессивному распылению "безотносительных степеней качества". Формы субъективной оценки не только безотносительны к сравнению предметов, но и несоотносительны друг с другом. При этом границы стилистического использования форм на -енький, -онький, а особенно форма на -ёшенек (-ёшенький), -ё(о)хонек (-ёхонький), не совпадают с областью употребления производящего имени прилагательного.

      Такому стилистическому расслоению форм субъективной оценки содействовала волна экспрессивных образований, первоначально бытовавших в мещанских и просторечных диалектах и начавших широко двигаться в русский литературный язык с 20 — 40-х годов XIX в. Эти формы находились, а частично и возникали под влиянием книжных причастий (66). Сюда относятся экспрессивно окрашенные суффиксы:

      1. -ущ-, -ющ- с усилительно-увеличительным значением: очень, в высшей степени: завидущий, загребущий, злющий, жаднющий, толстущий, здоровущий и т. п., ср. большущий. Ср., например, у Маяковского:

Если встретите человека белее мела,
худющего,
худей, чем газетный лист, —
умозаключайте смело:
или редактор,
или журналист.

("Газетный день")

      В образованиях этого типа в современном языке явно преобладают производные от основ качественных прилагательных. Ср. в мещанском диалекте образования с суффиксом -еющ- (-ающ), носящие на себе печать влияния формы сравнительной степени: "сильнеющая буря" (Садовников); "самому стареющему волку", "превеличающий камень" (67), "первеющее дело" (Мельников-Печерский, "В лесах").

      2. -ящ- тоже с усилительным значением: гулящий, завалящий, работящий; ср. област. зрящий (от наречия зря). Образования этого рода отглагольны и непродуктивны.

      От этих ударяемых суффиксов -ущ-, -ющ-, -ящ-, конечно, необходимо отличать суффиксы причастий и развившихся из них качественных прилагательных.

      Быть может, прав был проф. С. К. Булич, предполагая, что формам на -ющий, -ящий "значение превосходной степени легко могло быть придано влиянием такого увеличительного суффикса, как, например, -ища, -ище: ручища, домище и т. д." (68).

      3. -енн-, присоединяющийся к основам имен прилагательных, преимущественно обозначающих величину или силу5 . Этот суффикс имеет увеличительное значение и употребляется главным образом в просторечии: здоровенный, страшенный, тяжеленный, широченный, высоченный и т. п. Ср., например, у Л. Сейфуллиной: "Крепченной золотой жилой в жизни проляжем" (в речи интеллигента; рассказ "Преступление"); "На сеновале страшенная темень" (Шолохов, "Поднятая целина"). Ср. здоровенный (Пушкин, "История села Горюхина": "баба здоровенная"; в языке Тургенева, Писемского, Л. Толстого и др.).

      Такова система суффиксов субъективной оценки и таково их употребление. Термин "степеней качества" приложим к образованиям, полученным с помощью этих суффиксов, лишь в очень условном смысле. В большей части их (кроме -оват-) значение степени качества лишь наслаивается на очень разнообразные экспрессивные оттенки субъективного отношения к качеству. Ср.: тяжелый, тяжёленький. тяжеленек, тяжелёшенек, тяжелёхонек, тяжелющий, тяжеленный.

      От этих форм, обозначающих субъективную оценку качества или меры качества по отношению к норме этого качества, но безотносительно к сравнению предметов, обладающих этим качеством, следует решительно отделять формы степеней сравнения. Формы субъективной оценки, выражающие "смягчение, усиление и уменьшение качества", сами по себе никакого сопоставления предметов по степени качества не обозначают. Их значение состоит не в выражении соотношений между качествами предметов, а в выражении отношения субъекта к качеству предмета. Если признать это разграничение, то придется отнести к категории субъективной оценки и формы прилагательных с приставками пре-, раз- и наи-6 , а также: сверх-, архи-, ультра-. Ср.: прехорошенькая девочка; "погода прегнуснейшая" (С. Аксаков); разлюбезное дело, наиглупейшее положение, общий наибольший делитель, наименьший, наилучший и т. п.

      Любопытно, что прилагательные с приставками пре-, раз- (и, естественно, наи-) не имеют кратких форм. Некоторые из этих приставок, например пре-, раз-, сочетаются не только с основной формой имени прилагательного, но и с формой превосходной степени. Приставка наи- присоединяется только к формам на -ейший-, -айший и -ший. Формы прилагательных, осложненные приставками этого рода, выступают как синонимы форм превосходной степени в безотносительном значении, в значении предельной степени качества (ср.: преглупое положение — глупейшее положение). Анализ этих образований целесообразнее связать с изложением грамматического учения о степенях сравнения.

5. СТЕПЕНИ СРАВНЕНИЯ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ

§ 12. Описательные, аналитические формы степеней сравнения

      В современном грамматическом учении о степенях сравнения прежде всего представляется не вполне осмысленной сама терминология, особенно название "положительная степень". Старая грамматика разъясняла этот термин в том смысле, что в основной форме на -ый, -ая, -ое качество, само по себе взятое, — качество отвлеченное, неопределенное в отношении степени, меры, выражается положительно, вне сравнения предметов по степени этого качества. Форма положительной степени непосредственно и безотносительно характеризует предмет. Она "есть как бы первый камень, положенный в основание для прочих степеней" (70). Между тем в сравнительной степени качество уже получает относительное значение. "Так, например, выражение этот добрее того еще не значит, чтобы этот был добр; этот — добр только относительно того, по сравнению с ним..." само качество как бы теряется, "исчезает в бесконечном сравнении проявлений" (71). В превосходной же степени "является полное осуществление качества, как общего понятия: здесь качество как бы находит себе достойное осуществление вне всякого сравнения"; превосходная степень "выражает превосходство одного предмета в известном качестве над всеми прочими" (Греч).

      "Понятно, — добавлял К. С. Аксаков, — что ни местоименные, ни отвлеченные, ни предметные (т. е. притяжательно-относительные. — В. В.) прилагательные не имеют степеней..." Относительные прилагательные, "служа оттиском самого предмета, того или другого, а не предмета вообще, нося на себе известный его образ, с ним связаны и не могут двигаться вперед и определяться: они определены уже самым предметом; подчинены ему" и, следовательно, не могут характеризоваться количеством качества (72). Местоименные, притяжательные и относительные прилагательные обозначают такие признаки, которые не обнаруживают различий в степени. Каменный (дом), сестрин (рисунок), наш (сад) не мыслятся со стороны количественных различий своих свойств.

      На основе этих теоретических соображений о степенях качества как средства сравнения предметов был выстроен в грамматике первой половины XIX в. такой ряд форм: 1) форма положительной степени на -ый (-ой), -ий; 2) форма сравнительной степени на -ее (-е, -ше) или описательная с префиксом более7 ; 3) промежуточное положение между чисто сравнительной степенью и превосходною занимала "сравнительная превосходная" форма с суффиксом -ейш(ий), -айш(ий) и 4) форма превосходной степени — описательная с приставкой самый.

      Различие между формами превосходной степени с приставкой самый и с суффиксом -ейш(ий), -айш(ий) разъяснялось К. С. Аксаковым таким образом: форма на -ейший, -айший в литературном языке XIX в. все более и более теряет значение сравнительной степени и получает значение степени превосходной, которая, однако, "обращена лицом к сравнению и высказывает мысль об окончательном сравнительном превосходстве такого-то качества" (74). В форме же описательной превосходной степени с самый выражается внутреннее безотносительное значение высшего качества. Тут "вопрос об отношении и сравнении удален". "Поэтому форма на -ейший и -айший, в свою очередь, может еще получить другое, внутреннее значение через самый; можно сказать: самый добрейший" (75).

      Все эти формы степеней сравнения в той или иной мере живы и в современном русском языке, но функции и соотношение их существенно изменились. Несомненно, что во второй половине XIX в. усилилось грамматическое значение описательных, аналитических форм степеней сравнения. Современная "формальная" грамматика часто их игнорирует, и на них следует прежде всего остановиться (76). Они образуют симметрическую и вполне соотносительную группу форм, в которых форма положительной степени на -ый, -ой, -ий, как "нулевая" и в то же время как отправная, исходная форма, входит в состав двух других, аналитических форм с усилительными префиксами более и самый (удобный, более удобный, самый удобный; жаркий, более жаркий, самый жаркий) (77).

§ 13. Значения аналитических форм превосходной
и сравнительной степени

      Не подлежит сомнению, что самый в сочетании с прилагательными отнюдь не является определением существительного, т. е. вовсе не является самостоятельным словом, а образует вместе с формой имени прилагательного грамматический идиоматизм8 , одну составную форму. Самый в сочетаниях типа самый удобный момент, самый изящный стиль и т. п., в сущности, согласуется не с существительным, а с формой прилагательного, т. е. со словами удобный, изящный и т. п. В этом отношении самый резко отличается по своей функции даже от слов какой, такой в сочетаниях с прилагательными9 . В самом деле, какой, такой в выражениях вроде: "Какой миленький носик у твоего барина!" (Гоголь), несмотря на свое значение степени качества, все же сохраняют тесную и прямую смысловую связь с определяемым словом (чего нет у самый, например, в словосочетании самый даровитый ученик). Ср., например: "Какие перышки, какой носок, и верно ангельский быть должен голосок!" (Крылов).

      С описательной формой превосходной степени (самый + имя прилагательное) связаны в современном русском языке два значения. В абсолютивном употреблении, независимо от сравнения предметов, эта форма (самый + имя прилагательное) обозначает решительное превосходство качества, предельную степень качества. По-видимому, именно это значение описательной формы было первичным в русском литературном языке середины XIX в. К. С. Аксаков подчеркивал именно это значение описательной формы превосходной степени: "Мы можем сказать: добрейший из всех, но не должны говорить: самый добрый из всех; впрочем, тонкость этого употребления чувствуется немногими" (81). Ср., например, у Пушкина: "Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца есть его звание и прозвище". У Гоголя: "Нельзя было видеть без внутреннего движения, как все отдирало танец самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо свет и который, по своим мощным изобретателям, назван казачком". В современном языке такое употребление этой формы очень распространено10 .

      Другое значение описательной формы превосходной степени — это значение высшей степени качества, присущей какому-нибудь предмету (лицу) или группе предметов, которые по этому признаку выделяются из круга всех остальных предметов данной категории. Это значение осуществляется при посредстве конструкции с предлогом из и родительным падежом существительного ("самый талантливый из молодых писателей").

      Точно так же и форма описательной сравнительной степени с более представляет собой целостное грамматическое единство, хотя и менее тесное, чем форма превосходной степени с самый. Слово более вне связи с прилагательным постепенно выходит из употребления, сохраняясь лишь в книжно-публицистических и официально-канцелярских стилях литературного языка в качестве синонима для некоторых значений слова больше. Ср. примеры употребления больше у Тургенева: "Собак больше для важности, так сказать, держать следует" ("Малиновая вода"); у Писемского: "Адвокат гораздо больше его герой; тот живой человек, он влюбляется, страдает" ("Тысяча душ") и т. п.

      Обычное в толковых словарях XIX и XX вв. полное семантическое приравнение более и больше объясняется тем, что лексикографы не столько отражают современный им язык, сколько воспроизводят содержание предшествующих словарей.

      Во всяком случае, более для нас не является формой сравнительной степени ни к большой, ни к великий. Следовательно, оно сохраняет семантическую связь лишь со словом много. Но много в сочетании с прилагательным служит главным образом первой частью сложного слова, например: многоводный, многоземельный, многозначительный, многолетний, многолюдный, многосложный, многочисленный и т. п. (конечно, от этих сочетаний необходимо отделять разговорно-просторечное употребление много в значении: гораздо — при сравнительной степени: он много умнее, много красивее, чем... и т. д.). Итак, в сочетании: более + качественное прилагательное следует видеть одну составную форму (82). Неосновательно традиционное мнение об этой аналитической форме, будто она "выходит за обычные рамки морфологических образований, представляя синтаксическое сочетание двух неоднородных слов".

      Некоторые грамматисты (например, Р. Кошутич) склонны думать, что описательная форма сравнительной степени употребляется предпочтительно от членных прилагательных (более свежий, более гибкий и т. п.) Однако те же грамматисты признают полную корректность и широкую распространенность литературного употребления таких форм в функции сказуемого и от нечленных прилагательных (более резка, более нежна). Форма описательной сравнительной степени представляется современному языковому сознанию несколько более книжной, чем форма описательной превосходной степени (ср.: более смелый и самый смелый). Она лежит на одном стилистическом уровне с формами на -ейший, -айший и, следовательно, больше употребляется в книжном языке.

      Впрочем, для употребления сравнительной формы с более существуют и иные стилистические ограничения. Скопление однородных прилагательных в форме описательной сравнительной степени явно избегается. В этих случаях предпочтение отдается простым формам на -ее, -е и -ше. Например, у Тургенева: "Ее рука была немногим меньше его руки, но гораздо теплей, и глаже, и мягче, и жизненней" ("Вешние воды"); у Салтыкова-Щедрина: "Он был и испуганнее, и тощее, и слабосильнее, и малорослее" ("Пошехонская старина"). Ср.: "Заглушить эти воющие голоса чем-нибудь еще более их безобразным" (Лесков, "Леди Макбет Мценского уезда").

      Так устанавливается один ряд степеней сравнения — сравнительная: более + форма прилагательного (более удобный) и превосходная: самый + форма прилагательного (самый удобный)11 . Эта серия форм степеней сравнения должна быть признана очень живой и продуктивной в составе современного русского литературного языка. Грамматическое удобство их употребления состоит в том, что они могут быть образованы от любого качественного прилагательного, даже от такого, от которого нельзя образовать простые формы степеней сравнения (например, от прилагательных с суффиксами -ский, -ний, -овый и т. п.). Описательные формы степеней сравнения последовательны, универсальны и логичны. Например, от прилагательных на -ский простые формы степеней сравнения невозможны. Для выражения качественных оттенков, развивающихся в словах на -ический, приходится приспособлять синонимические образования от той же основы на -ичный. Дело в том, что от прилагательных на -ичный производятся не только формы степеней сравнения, но и краткие формы. Так лексическая синонимия возмещает грамматическую ущербность. Например: комический — комичный; комический или комичный вид; комическая (комичная) история и т. п.; ср. ничего комичнее этой сцены я не видал; ср.: драматический — драматичный; драматические (драматичные) жесты; драматическое (драматичное) положение; ароматичный запах; аллегоричный рассказ и т. п.

      Однако такие словообразовательные синонимы с суффиксом -ичн- обычны лишь в иностранных словах. Их нет у других прилагательных на -ский (торгашеский), -овский, -истский и т. п., которые между тем нередко приобретают качественную окраску и нуждаются в формах степеней сравнения. Равным образом некоторые качественные прилагательные на -кий (например: тяжкий, краткий, кроткий, липкий) в современном литературном языке не образуют простой сравнительной степени; другие (например: бойкий, робкий, веский, меткий, едкий, жесткий, жуткий, маркий, чуткий, узкий) — превосходной степени на -айший; третьи вообще лишены простых форм степеней сравнения. Таковы, например: топкий, ломкий, плавкий, падкий, шаткий, громоздкий и т. п. Ср. у Горького: "Вы только шли и не умели сохранить мужества на путь более долгий" ("Старуха Изергиль"). Если бы было сказано: дольше (вместо более долгий), смысл был бы иной. Ср. невозможность образования простых форм превосходной степени от дорогой (ср. дражайший), молодой, отлогий, плоский, сухой, тугой и т. п. Между тем аналитические формы степеней сравнения возможны от прилагательных самого разнообразного морфологического состава12 .

      Кроме того, аналитические формы сравнительной степени (особенно в силу своего переходного — полуграмматического, полулексического — характера) имеют то семантическое преимущество, что допускают логическое противопоставление: более — менее (84). Например: "Эти парные формы (более — больше, менее — меньше, долее — дольше, позднее — позже и др.) отличаются друг от друга по своему значению, в одних случаях более резко, в других менее" (85)13 . Конечно, сочетания прилагательных со словом менее (вследствие отсутствия соотносительных форм превосходной степени) не сливаются в грамматическое целое, не "морфологизируются". Они сохраняют характер свободного синтаксического сцепления14 . Менее выступает лишь как антоним к более. (Ср. фразовые сращения: более или менее — до известной степени, несколько, отчасти; не более и не менее как — как раз, именно; ср.: тем более, тем не менее.) Отсюда ясно, что в аналитических формах сравнительной степени более еще не вполне потеряло свою лексическую индивидуальность. Форма более красивый менее слитна, чем самый красивый.

      Описательные формы с более и самый подготовляют возможность аналитического употребления степеней сравнения от имен существительных с качественным значением и от обстоятельственных наречий. Ср., например, у А. Ф. Кони ("Судебные речи"): "Ярошевич должен был обратиться к лицу более опытному, более в летах"; у Л. Толстого: "Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми, голубыми глазами было самое не для поля сражения, не вражеское лицо" ("Война и мир") (88).

      Такое употребление, естественно, сближает более и самый с количественно-усилительными наречиями (ср. у Гоголя: "Вспомни, что ты человек не только не молодой, но даже и весьма в летах" ("Выбранные места из переписки с друзьями"). В официально-канцелярских, публицистических и научно-технических стилях книжной речи употребляется и составная форма превосходной степени со словом наиболее: наиболее вероятный исход, наиболее желательный результат. Только соотносительность аналитических форм степеней сравнения с синтетическими сдерживает этот ряд образований в строго определенных рамках системы грамматических форм имени прилагательного.

§ 14. Простые формы степеней сравнения

      Грамматическая стройность и логическая последовательность соотношений несколько нарушены в синтетических формах степеней сравнения. Сюда относятся образования превосходной степени с продуктивным суффиксом -ейш (-ий) и непродуктивным -айш (-ий) (при чередовании звуков к // ч, г // ж, х // ш, з // ж в основе): глупейший, чистейший, глубочайший, редчайший, тишайший, строжайший, нижайший, ближайший и т. п. и образования сравнительной степени с продуктивным суффиксом -ее (-ей) и -ее (-ей) (в зависимости от ударения краткой формы женского рода: красива — красивее, бела — белее), а также с мертвыми суффиксами -е (при чередовании конечного согласного основы: к // ч, г // ж, х // ш, т // ч, д // ж, з // ж, с // ш, ст // щ, в // вл) и -ше: ближе, богаче, бойче, выше, гаже, гибче, глаже, громче, гуще, дешевле, дороже, жарче, ниже, звонче, короче, круче, легче, мельче, моложе, мягче, ниже, реже, слаще, суше, строже, тверже, толще, туже, шире, чаще, чище, ярче и некоторые другие: дальше, дольше, тоньше, старше; ср. также: больше, меньше, лучше15 .

      К формам на -айший, -ейший примыкают лексикализованные образования с мертвым суффиксом -ший: лучший, худший, низший, высший, горший, больший, меньший. Например: табак высшего сорта; лучший ударник производства; худшие качественные показатели; горшая участь.

      В русском литературном языке с начала XVIII в. и вплоть до современности аналитический ряд степеней сравнения оказывает влияние на простые синтетические формы. Возникают гибридные формы, порицаемые нормативной стилистической грамматикой, но не выходящие из употребления. Так, Н. И. Греч считал непозволительным употреблять самый в сочетании с формой превосходной степени на -ейший: "...например, нельзя говорить: самый сладчайший" (89). Запрет Греча не оправдывался языковой практикой того времени и времени предшествовавшего. (Ср. например, употребление таких сочетаний у Кантемира, Фонвизина, Карамзина и т. д.) Поэтому уже в 40-х годах XIX в. Ф. И. Буслаев заметил: "В некоторых языках, например в славянском, нет формы превосходной степени или, например, в французском — ни превосходной, ни сравнительной; такие языки принуждены употреблять описание, например, в русском самый для превосходной степени: самый полезный; эту превосходную степень можем мы гиперболически увеличить, изменяя положительную степень прилагательного в сравнительную: самый нежнейший. Хотя против такой будто бы излишней формы восстают некоторые наши грамматики, но лучшие наши писатели, употребляя оную, уничтожают всякое сомнение, например, Карамзин ("История Государства Российского", ч. 1, с. 177): "[Ольга] давала уставы самые простые и самые нужнейшие" (90). Ср. у Гоголя в "Мертвых душах": "по самой выгоднейшей цене"; у Достоевского в "Бесах": "В середине самой возвышенной скорби он вдруг зачинал смеяться самым простонароднейшим образом"; в "Идиоте": "Этот случай считаю, по совести, самым сквернейшим поступком из всей моей жизни"; в "Дневнике писателя": "Молодой восторг над своим успехом бывал свойствен даже самым древнейшим народам в мире"; у Писемского в "Тысяче душ": "Вот как, — сказал Чиркин, и опять самым равнодушнейшим тоном"; "самое убедительнейшее доказательство" (Белинский); у Льва Толстого в "Крейцеровой сонате": "Одно из самых мучительнейших отношений для ревнивцев — это известные светские условия, при которых допускается самая большая и опасная близость между мужчиной и женщиной". Сочетания превосходной степени на -айший, -ейший с самый избегаются в стилях современного книжного языка, но встречаются. Ср.: "самым наглейшим образом" (Новиков-Прибой); "граждане самых отдаленнейших мест" (Маяковский) и другие подобные. Однако сочетания этого рода в современном языке малоупотребительны и расцениваются как погрешности стиля. Характерно, например, что Горький, правя рукописи начинающих писателей, выбрасывал при встрече с такими сочетаниями форму самый. И. Макарьев так комментирует этого рода поправки: "Слово мельчайший есть превосходная степень слова мелкий... Самого мельчайшего быть не может" (91).

      В связи с формами типа самый нужнейший находилось употребление устарелого усилительного префикса само- при формах превосходной степени в официально-канцелярском языке, вроде самонужнейший, самомалейший и т. п.; самолучший (ср. у Горького в рассказе "Орел").

§ 15. Значения форм на -айший, -ейший и на -ший

      Формы на -ейший, -айший имеют в современном литературном языке три значения16 .

      Первое — с яркой экспрессивной или риторической окраской — это значение предельной степени признака или безотносительно большой меры признака17 (это значение в специальной лингвистической литературе называется элятивным). По-видимому, форма на -ейший, -айший в этом значении (погода чудеснейшая) отличается от соответствующей описательной формы с приставкой самый (погода самая чудесная) более сильной экспрессивностью18 . Проф. Р. Кошутич довольно точно очертил сферу применения формы на -ейший, -айший в элятивном значении, указав, что она применяется чаще всего в стилях книжного языка, а в обычной разговорной речи встречается лишь в сравнительно узком кругу фразеологических сочетаний, например: вернейший путь, вернейшее средство, добрейшая душа, мой злейший враг, он честнейший человек, чистейшая ложь, умнейшая голова, до мельчайших подробностей, тончайшие кружева, строжайший выговор и т. п. (94) Ср. в языке XIX и начала XX в.: "чистейшей прелести чистейший образец" (Пушкин); "Комедия напечатана на серейшей бумаге" (Белинский); "Над всем этим царит беспримерная бесталанность и неслыханнейшая бедность миросозерцания" (Салтыков-Щедрин, "Признаки времени"); "У нас погода просто замечательная, изумительная, весна чуднейшая, какой давно не было" (Чехов, "Письма к О. Л. Книппер", 18/II, 1901); "Город сквернейший, — сказал некто, похожий на Джона Фальстона" (Горький); "Весенний сев — важнейший этап на пути к подъему урожайности" (из газет); "Собрать семена в кратчайший срок" (из газет) и др. Ср.: широчайшие массы страны, колоссальнейшее строительство и т. п.19

      Синонимами элятива кроме описательной формы с самый являются прилагательные с приставками пре-, раз-, наи- (церковно-книжное и официально-канцелярское все- окончательно устарело), сверх-, архи- (архитяжкий, архинервный, "архиевропейский" — Боборыкин) и ультра- (ультралевый, ультраправый; ср. ультрафиолетовый)20 .

      Приставки пре-, раз-, наи- обозначают предельное субъективное усиление меры качества сравнительно с нормой. В экспрессивной речи за норму гиперболически может быть принята даже превосходная степень, например: разлюбезнейшее дело; предобрейший человек; "пренеприятнейшая неожиданность" (Гоголь, "Мертвые души"); "человек преостроумнейший" (Салтыков-Щедрин, "Губернские очерки"); "к преогромнейшему дому" (Достоевский, "Преступление и наказание"); "преполезнейшее животное" (Достоевский, "Идиот") и т. п.21

      Приставка наи- вообще в литературном языке присоединяется лишь к формам на -ейший, -айший и -ший22 , например: наистрожайший запрет, наиглупейшее предложение, наилучший, наименьший, наивысший, наисложнейший и т. п. Ср. у Гоголя: "шпоры, каких не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытимейшее честолюбие" ("Выбранные места из переписки с друзьями"); у Ф. М. Достоевского: "С хозяйкой у них наибеспрерывнейшие раздоры" ("Преступление и наказание"). Сочетания наи- с формой положительной степени (ср.: наисильный; наиглавный; у Даля — наивелик. "Толковый словарь", т. 2, с. 1091) не входят в норму литературного употребления.

      Приставка раз- сочетается обычно с формой положительной степени. Образования типа разлюбезнейшее дело единичны. Это связанные фразеологические сочетания. Но зато раз- в эмоциональной разговорной речи, иногда с оттенком шутливости, может присоединяться к словам, уже осложненным приставкой пре-, например: распремилый, распреподлый и некоторые другие. Ср. в письме А. Ф. Писемского к Н. А. Некрасову (от 15 апреля 1854 г.): "Я имею крайнюю и распрекрайнюю нужду в деньгах" (97). Ср. также такое индивидуальное образование: "будь он распрофидиасовский Аполлон" (Достоевский, "Черновые наброски речи о Пушкине"); "распренаиглавный" (Маяковский, "Баня"); "распренаидостаточно" (из письма). Ср. у Слепцова "пьяный-распьяный"; у Салтыкова-Щедрина: "Цена, кажется, настоящая. — Хоть разнастоящая, да нельзя".

      Необходимо заметить, что экспрессивно-стилистическая окраска всех этих образований разнородна. На приставке наи- лежит налет письменно-официального и канцелярского стиля, отпечаток книжной риторики. Образования с пре- в современном языке свойственны стилям разговорной речи и не очень продуктивны. Пре- присоединяется к формам положительной и превосходной степени, а также к уменьшительно-ласкательным формам. Например: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие" (Гоголь, "Ревизор"); "Это презамечательная вещь, — сказал мне седой старик" (Герцен, "Былое и думы"); "говорил префантастические вещи" (Достоевский); "Вечером вдруг поднялся страшный, прехолодный ветер". Ср.: прехорошенький, премиленький, превеселенький и др.; преглупейшее положение, презабавнейшая история и т. п.

      Малопродуктивная приставка раз- еще более богата экспрессивными нюансами. Она имеет фамильярную, иногда народнопоэтическую окраску. Нередко она сочетается с эмоциональным повторением прилагательного и сливается с повторенным словом (так же как иногда и пре-: глупый — преглупый). Ср. в письме О. Л. Книппер к А. П. Чехову: "Получила от тебя хорошее, расхорошее письмо". Употребление раз- в общем языке ограничено немногими словами, выражающими внешние достоинства, эмоциональные качества и свойства характера: развеселый, разудалый, разлюбезное дело (ср. стилизованные народные выражения: распроклятый, распрекрасный)23 .

      Впрочем, приставка раз- для выражения усиления степени качества сочетается и с основами имен существительных. Ср. красавица-раскрасавица; ср. у Достоевского: "Хоть будь ты раз-Брюллов" ("Записки из Мертвого дома"); "Вообще я сделал замечание, что будь разгений, но в публичном легком литературном чтении нельзя занимать собою публику более двадцати минут безнаказанно" ("Бесы"); "помещиком и раскапиталистом, членом компаний и обществ" ("Идиот").

      Все другие приставки, означающие предельную степень качества, относятся к книжной речи. Употребительность их неодинакова. Приставка архи-, получившая довольно широкое распространение с 80-х годов XIX в. в периодической печати, из публицистических стилей перешла в разговорную интеллигентскую речь. Ср. в "Литературных воспоминаниях" Кугеля (Л. — М., 1923, с. 55): "Газета должна была быть архи-живая, архи-городская, архи-разухабистая, архи-бульварная, на французский лад". Но на ней еще лежит печать газетно-книжного стиля. Ср. у Достоевского употребление архи- даже при глаголе: "Я соврал, архи-соврал"24 ("Подросток"). Приставки сверх-, ультра- так и не вышли за пределы публицистического и научно-технического языков, да и в политической литературе приставка ультра- связана, по большей части, с очень узкой группой слов (ультралевый, ультрареакционный, ультрарадикальный, ультраконсервативный и т. п.). В книжно-публицистических и научно-технических стилях современного русского языка гораздо более продуктивна приставка сверх-. Она получила особенное распространение в 20-х годах XX в. под влиянием нем. -über или -ober. Например: "сверхкаторжная работа" (Луначарский); сверхобычная тупость; сверхнизкие температуры; сверхмощная электростанция; сверхкрупные совхозы; сверхскоростные полеты; сверхкурьезное приключение и т. п. (98).

      Таким образом, злятивное значение формы превосходной степени очень близко подходит к категории субъективной оценки. Форма элятива все больше втягивается в круг экспрессивных синонимов, служащих для субъективного выражения предельной степени качества25 .

      Другое значение формы на -ейший, -айший — значение суперлятива (superlativus) — однородно со значением описательной формы превосходной степени (самый + имя прилагательное), но имеет больший оттенок книжности. Это — значение высшей степени качества, присущей какому-нибудь выделенному (или выделенным) из группы, ряда, среды лицу (лицам) или предмету (предметам) по сравнению с другими. Употребление формы превосходной степени в этом смысле не вполне синтетично. Качественное превосходство лица и предмета над той категорией, из которой они выделяются, выражается посредством предлога из и родительного падежа имени существительного (например, талантливейший из пианистов), реже — посредством предлога между с творительным падежом и предлога среди с родительным падежом. Предлог из служит наряду с суффиксом -айш-, -ейш- формальным признаком превосходной степени в собственном смысле. Из является не только предлогом в отношении существительных, обозначающих превосходимые по качеству предметы и лица, но и послелогом для самой формы суперлятива. Лишь совокупность синтаксических признаков отделяет это употребление формы превосходной степени от элятивной (т. е. от выражения предельной степени качества безотносительно к сравнению). Это значение грамматической традицией закреплено за формой превосходной степени как основное.

      Третье, редкое, почти вымершее в современном литературном языке, даже в его канцелярских стилях, значение формы на -ейший, -айший — это значение сравнительной степени. В этом значении форма на -ейший, -айший синонимична с описательной формой сравнительной степени (более + прилагательное), но отличается от нее резким отпечатком книжной архаичности, устарелости. Это значение формы на -ейший, -айший древнее. Оно выражалось и раскрывалось не только общим контекстом, но и лексико-синтаксическими средствами в виде усилительных или количественных наречий (например: еще, гораздо, значительно) или союза чем, или — при особенно архаическом стиле — в виде формы родительного падежа существительного, обозначающего тот предмет, с которым сравнивается другой по степени качества. Например: "Образ Пушкина является в новом и еще лучезарнейшем свете" (Белинский); "Тавля... залепил оглушительную плюху своему врагу, но в ответ получил еще здоровейшую" (Помяловский, "Очерки бурсы"); "Это создание... несравненно чистейшее и безупречнейшее, чем мы с вами" (Достоевский); "Ко мне нельзя, — вскричала она еще в сильнейшем испуге" (Достоевский, "Униженные и оскорбленные"); "Лицо его было в полтора раза больше обыкновенного" (Герцен, "Былое и думы"); "Вкусная налимья уха и еще вкуснейшие пироги с налимьими печенками" (С. Аксаков, "Семейная хроника"); "После второго, еще сильнейшего дуновения, он вскочил, как сумасшедший" (Помяловский, "Очерки бурсы"); "Инстинкты его достигали размеров гораздо страшнейших" (Лесков, "Смех и горе"); "Я поступил в острог зимой и еще не имел понятия о летней работе, впятеро тяжелейшей" (Достоевский, "Записки из Мертвого дома"); "Я... легкомысленно разбил сосуд, в тысячу раз драгоценнейший" (Тургенев, "Фауст") и т. п. В стилях современной газетной и научной речи такие формы еще встречаются, хотя и очень редко. В высшей степени показательно, что уже в первой четверти XIX в. консервативный поклонник сентиментального стиля кн. П. И. Шаликов должен был защищать употребление форм сравнительной степени на -айший, -ейший ("Я не видел мест красивейших" и т. д.) против распространявшейся замены их несклоняемыми формами на -ее ("Я не видел мест красивее" и т. д.) (99). Пуристы второй половины XIX в., напротив, осуждали употребление форм на -айший, -ейший в значении сравнительной степени, особенно в сочетании с родительным падежом зависимого существительного, как "крайне неутешительный" церковнославянизм (100).

      Таким образом, семантико-синтаксическая структура превосходной степени переживает сложный процесс. Происходит отчасти семантическое сближение форм на -ейш-, -айш- с категорией субъективной оценки (элятив), отчасти аналитическое распространение ее предложными конструкциями.

      Несколько иную картину представляет употребление непродуктивных, сохранившихся в скудных остатках форм на -ший, которые (если не считать архаизма горший) располагаются антонимическими, контрастирующими парами. Одни из этих форм, как больший, меньший (а также арх. горший), употребляются только в значении сравнительной степени и притом обычно в узком, ограниченном фразеологическом контексте, например в сочетании с абстрактными словами: с большим вниманием; из двух зол выбирать меньшее и т. п.; со словом часть: проводить большую часть времени за работой, в большей части районов; ср. по большей части; меньший — очень часто с отрицанием: с неменьшей тщательностью и т. п. Любопытны идиомы: самое большее; самое меньшее. Они выступают как разговорные синонимы слов максимум, минимум в модальном (количественно-определительном) их употреблении. Некоторые другие слова на -ший кроме всех трех значений — элятива, суперлятива и сравнительной степени (компаратива) — обладают дополнительными лексическими значениями, выходящими из круга степеней сравнения. Таковы слова высший, низший. Ср., например, у слова высший значения: 1) следующий за средним: высшая школа, высшее образование и т. п.; 2) аристократический (устар.): высший тон, высшее общество и т. п. Ср. также у слова высший отсутствие соотносительности с высокий в значении — самый главный: высшее начальство, высшее командование, высшая власть и т. п. Ср.: низшее духовенство, низшая школа. С другой стороны, вот примеры употребления форм высший и низший для выражения безотносительной превосходной степени качества: папиросы высшего качества, высшая честь, высшая похвала, высшая мера наказания, низший сорт чая и т. п. Значение сравнительной степени отчетливо выступает только при противопоставлении или сопоставлении: высшие и низшие сорта чая и т. п. В других условиях употребляются описательные формы сравнительной степени: более высокий сорт, более низкие качественные показатели и т. д.

      Слова младший, старший совершенно утратили оттенки степеней сравнения. Они не соотносительны с младой (молодой) и старый. Ср., например: младший помощник надзирателя, старший хранитель, старший научный сотрудник, младший сын (если сыновей больше двух), старший сын, старший в команде, в старших классах, книги для детей старшего, среднего и младшего возраста и т. п. Но ср. у Герцена в "Былом и думах": "У моего отца был еще брат, старший обоих"; также у Пушкина в "Братьях-разбойниках": "Я старший был пятью годами" и т. п. Впрочем, при подчеркнутом сопоставлении и сравнении значение сравнительной степени, поддерживаемое формой старше, может и теперь выступить в словах старший, младший. Например, при наличии только двух сыновей в семье выражение старший (или младший) сын приобретает в определенной ситуации сравнительное значение (но при многих детях за старшим следует второй, третий и т. п., вплоть до младшего; при трех за старшим — средний, следовательно, в этих случаях старший и младший совсем теряют оттенок сравнительной степени).

      Наконец, слова худший и лучший, совмещая все три значения форм на -ейш-, -айш-, легко сочетаются с усилительной формой самый, например: привет и самые лучшие пожелания; самое худшее, что только можно себе представить, и т. п. (101) По отношению к лучшему и худшему никакое усиление качества не кажется преувеличенным.

      Кроме того, необходимо подчеркнуть отсутствие полного смыслового параллелизма между лучший и хороший — лучше; между худший и плохой — хуже (так же как и между большой, великий, больше и больший; между малый, маленький, меньше и меньший; между высокий — выше и высший; между низкий — ниже и низший)26 . Ср. лучший ударник; ср.: лучший из людей и хороший человек и т. п.

§ 16. Формы сравнительной степени на -ее (-ей), -е, -ше

      Между формами на -ейший, -айший (а также на -ший) и формами на -ее, -ей и -е (а также на -ше) нет прямого грамматического и стилистического соотношения. В формах сравнительной степени на -ее (-ей), -е, -ше отсутствуют признаки не только падежа, но и числа, рода, т. е. формы согласования. Эти формы сравнительной степени не заключают в себе ни малейшего привкуса книжности. По своей стилистической окраске они ближе всего подходят к описательным формам превосходной степени с самый. В формах на -ее, -е, -ше значение сравнительной степени не осложнено никакими дополнительными оттенками. Эти формы могут сочетаться с приставкой по-. Приставка по- обычно смягчает степень преобладания какого-нибудь качества в одном из сравниваемых предметов. Например: люди победнее нас, ученики помоложе. Но при безотносительном употреблении сравнительной формы, при отсутствии конкретных объектов сравнения приставка по- может значить: насколько возможно, с большей степенью чего-нибудь, чем обычно. Это значение особенно часто выступает в наречной форме сравнительной степени. Например: "Я поскорее выбрался из кибитки" (Пушкин, "Путешествие в Арзрум").

      В сочетании с родительным падежом всего или всех форма сравнительной степени приобретает значение превосходной. Это фразеологическое сочетание выражает высшую степень качества посредством сравнительного противопоставления чего-нибудь или кого-нибудь всем прочим предметам в совокупности и притом отнюдь не из одной и той же категории. Так возникает своеобразная сложная форма сравнительного элятива, не соотносительная с элятивом на -ейш-, -айш- (102). К ней очень близко по значению употребление формы сравнительной степени в обобщенно отрицательных оборотах. Например: "Счастливей меня человека нету" (Чехов, "Три сестры"); "Ибо нет на земле ничего печальнее и противнее человека, подающего милостыню ближнему своему" (Горький, "Мещане"); "Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека и не может быть" (Л. Толстой, "Война и мир"). Следует заметить также, что при обобщенном, абсолютном (т. е. независимом от прямого указания объектов сравнения) употреблении сравнительной степени количество признака вообще мыслится предельно высоким. Степень качества как бы усиливается до границ мыслимой возможности. Например: "Зиму и лето барон ходил в больших калошах, чтобы сапоги были целей" (Чехов); "Погода к осени дождливей, а люди к старости болтливей" (Крылов) и др.

      Так как формы простой сравнительной степени не имеют ни рода, ни числа, ни падежей, то формальная грамматика то относит их к наречиям, то выделяет в самостоятельный класс слов. Это неверно. Выступая в функции имени прилагательного, формы сравнительной степени понимаются всеми как формы того же слова, что и положительная степень. На фоне этой соотносительности в них ярко выступают грамматические значения имени прилагательного. Кроме того, как среди существительных, так и среди прилагательных есть слова, лишенные внешних морфологических примет своей категории, но синтаксически и семантически настолько определенные, что отнесение их к той или иной части речи не вызывает никаких сомнений. Таковы имена прилагательные несклоняемые и не изменяющиеся по родам и числам. Например: платье беж, цвет беж, цвет хаки. Ср. у Тургенева: "Рядом с нею сидела сморщенная и желтая женщина лет 45, декольте, в черном токе" ("Дворянское гнездо"; ср. декольте в значении существительного, а также ср. причастие декольтированный); у Писемского: "В пике безукоризненной белизны жилете" ("Тысяча душ") и т. п. Точно так же несомненно, что формы сравнительной степени на -ее, -е и -ше — это формы имени прилагательного, если они выполняют все синтаксические функции прилагательного. Однако вопрос о грамматическом существе формы сравнительной степени гораздо сложнее. Эти формы гибридные, скрещенные. Они отходят на периферию категории имен прилагательных.

      Своеобразное грамматическое положение форм сравнительной степени, вроде моложе, ярче, красивее и т. п., определяется не только тем, что они несогласуемы и омонимически совмещают функции имени прилагательного и наречия, но и тем, что они — в отличие от кратких форм имен прилагательных — не имеют значения времени. В самом деле, в формах сравнительной степени, употребляемых в качестве имен прилагательных, синтаксические функции полных и кратких форм имени прилагательного объединяются. Достаточно сопоставить два таких примера: "Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда" (Тургенев) и "Испытание было сильнее его терпения". Сначала может показаться, что формы сравнительной степени по своему синтаксическому употреблению ближе к кратким формам имени прилагательного, употребляемым в значении сказуемого (ср. однородность ударений: красива — красивее, стара — старее и т. п.). Однако при более глубоком грамматическом анализе становится ясно, что краткие формы прилагательного тесно связаны с категорией времени, между тем как формы сравнительной степени сами по себе не имеют значения времени. Синтаксическое значение форм сравнительной степени, когда они употребляются в роли предиката, однородно с синтаксическим значением полных форм имени прилагательного. В выражении: Что слаще меду? — слаще вовсе не относится к настоящему времени, а обозначает вневременные отношения. Совершенно те же оттенки наблюдаются и в употреблении таких степеней сравнения: уговор дороже денег; "Лучше всего в поступке Безухова это то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком" (Л. Толстой, "Война и мир").

Твои пленительные очи
Яснее дня, чернее ночи...

(Пушкин, "Бахчисарайский фонтан")

      Связка быть, сочетаясь в прошедшем и будущем времени с формами сравнительной степени, выполняет в этой связи те же функции, что и в сочетаниях с полными формами имен прилагательных.

А ночь была тюрьмы черней,
И на дворе шумела буря.

(Пушкин, "Гусар")

      Ср.: "День был ясный, солнечный после дождя" (Л. Толстой, "Война и мир"); ср. также: "Только смотри, дело вот какое: секретнейшее" (Сухово-Кобылин, "Свадьба Кречинского") и т. п. Яснее всего эти синтаксические свойства форм сравнительной степени проявляются в их определительном, атрибутивном употреблении ("Картины одна другой краше и соблазнительней затеснились в моем воображении" — Чехов, "Ночь перед судом").

      Таким образом, формы сравнительной степени чаще всего сохраняют в чистом виде свой прилагательный и наречный (т. е. свободный от грамматических форм времени) облик. Сочетаясь с формами "вспомогательного глагола" быть, они разделяют синтаксическую участь всех других категорий имен, но обычно не сливаются с этими формами от быть в неразложимое или неразрывное грамматическое целое, подобно кратким именам прилагательным (кроме случаев безличного употребления, например: В лесу было еще страшнее). Следовательно, они грамматически неотделимы от полных имен прилагательных и наречий. Эта двойственность их природы, обусловленная отсутствием форм согласования, ярко обнаруживается в их синтаксическом употреблении. Полное включение их в категорию наречий вступило бы в непримиримый конфликт с их синтаксическим употреблением в роли определений имени существительного. Порядок слов, синтаксические связи, оттенки интонирования и смысловые соотношения помогают различать два грамматических омонима: форму сравнительной степени прилагательного и форму сравнительной степени наречия. Ср., например: "Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни" (Пушкин, "Путешествие в Арзрум"); "Я с отчаянием думал, что нет на земле человека глупее и бездарнее меня" (Горький); "Один — статский, сухощавый и очень изящный, другой — военный, полный и попроще" (Чернышевский, "Что делать?"); "Молодой человек вскочил на ноги, но другой офицер, постарше, остановил его движением руки" (Тургенев, "Вешние воды"); "Из детей мне больше понравились самые маленькие: очень были милы и развязны. Постарше уже развязны с некоторой дерзостью" (Достоевский, "Дневник писателя").

      Живому, непредубежденному языковому сознанию трудно смешать эти формы прилагательных с наречиями (ср.: говори попроще; противник поступил глупее и бездарнее, чем можно было ожидать, и т. п.).

      Из обследования степеней сравнения можно сделать один общий вывод о грамматической системе современного языка. Распространение аналитических приемов в образовании степеней сравнения обеспечило качественно-относительному типу имен прилагательных широкую возможность изменения по степеням сравнения. Это говорит о тесном взаимодействии качественных и относительных значений в категории имен прилагательных. Но вместе с тем в этом явлении можно усмотреть доказательство того, что в современном русском языке предметные и отчасти глагольные основы приобретают все более сложные качественные оттенки. (Ср. выражения такого рода: он более специалист, чем ты; самый опустившийся вид и т. д.) Грамматическое господство имени существительного и глагола покоится не столько на процессе опредмечивания и оглаголивания других категорий (например, имен прилагательных, наречий), сколько на процессе все большего качественного усложнения самих понятий предмета и действия-состояния. Именно на этой почве вырастает в русском языке новая грамматическая категория — категория состояния. На этой почве развиваются сложные семантические процессы в категории кратких имен прилагательных.

6. КРАТКИЕ (НЕЧЛЕННЫЕ) ФОРМЫ И ПРОЦЕССЫ ИХ ОТРЫВА
ОТ КАТЕГОРИИ ИМЕН ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ

§ 17. Семантические основы категории кратких
имен прилагательных в современном языке

      Краткие формы присущи лишь тем качественным прилагательным, которые допускают видоизменение качества и превращение его в качественное состояние, протекающее во времени и приписываемое лицу или предмету. Качества, являющиеся неподвижными, постоянными, вневременными свойствами предметов или лиц или служащие терминологическими обозначениями признаков тех или иных родов и видов предметов, не могут выражаться краткой формой имени прилагательного. Грубо говоря, в кругу имен прилагательных лишь временные эпитеты, лишь обозначения временных свойств имеют полную и краткую форму. Например, глухой в специальном терминологическом значении: закрытый наглухо, сплошной, без отверстий и щелей (глухой ворот рубашки, глухая стена, глухие — т. е. не решетчатые — ворота, глухое окно) не имеет краткой формы. И в другом терминологическом значении: произносимый без голоса (глухой звук) глухой тоже не допускает краткой формы. Мало того: в несвободных фразеологических сочетаниях типа глухая провинция или глухая пора тоже нельзя употребить краткую форму вместо полной (ср. пора была глухая). Лишены кратких форм и такие прилагательные, как живой, в значении: обладающий жизнью, одушевленный (живая природа, живое существо); глубокий — как постоянный эпитет к осени, зиме, ночи, старости (ср. глубокая старость; но в словосочетании старость глубока слово глубокий выражает иной смысл: глубокомыслен, серьезен, содержателен); жидкий — в отличие от твердого и газообразного (т. е. в значении: имеющий свойство течь, например жидкие тела); косой — в роли постоянного эпитета: с идущим наискось разрезом глаз (например, косой заяц); известный — в местоименных значениях: 1) кое-какой, некоторый, тот или иной (например, при известных условиях, после известного колебания и т. п.) и 2) некоторый, такой, что нежелательно назвать (ср. у Пушкина в "Выстреле": "Кто-то писал ему, что известная особа скоро должна вступить в законный брак"); голый — в значении: беспримесный, чистый, один только (например: голый спирт, голые цифры, голая истина, голые факты); дикий: 1) в разговорно-фамильярном употреблении со значением: очень сильный, например прийти в дикий восторг от кого-нибудь или от чего-нибудь (в выражении его восторг был дик слово дикий получает иное значение: необузданный, неистовый); 2) в профессиональном, политическом языке со значением: не входящий ни в какую профессиональную организацию (например, дикие артели). Бессчетное множество других качественных прилагательных не соотносительно с краткими формами или вовсе не имеет их. Ср. злой (для обозначения высшей степени какого-нибудь отрицательного явления), например: злая бессонница, злая ругань; ср. также качественно-относительные значения слова злой (связанный со злом или проникнутый злом), например: злое начало, злая воля, злой умысел, злое чувство. В одном и том же имени прилагательном дифференцированы лексические значения полных и кратких форм.

      Имена прилагательные со значением эмоционально-качественной оценки и с яркой экспрессивной окраской обычно не образуют кратких форм. При эмоциональном отношении к лицу или предмету качество представляется вневременно присущим ему, характеризующим его природу. Например: славный (в значении: симпатичный, приятный); бедный (в значении: несчастный); дорогой (в значении: любезный, милый, любимый); милый (в значении: любезный, внушающий расположение) и многие другие.

      Различия лексических и лексико-синтаксических значений и оттенков, связанных с предикативным употреблением одних и тех же прилагательных в членной и нечленной формах, очень велики. Краткие формы обозначают качественное состояние, протекающее или возникающее во времени; полные — признак, мыслимый вне времени, но в данном контексте отнесенный к определенному времени. В сущности, при предикативном употреблении полных форм имен прилагательных происходит подведение тех или иных предметов под известные категории качества или признака, которыми определяются различия родов и видов вещей и лиц. Например: "Масти были любимые и нелюбимые, счастливые и несчастливые" (Л. Андреев, "Большой шлем"); совершенно иной смысл имеют те же слова в нечленной форме, например: "Он был счастлив и несчастлив"; "Пчелы ему дались, рука у него была легкая" (Тургенев, "Хорь и Калиныч"); ср. рука у него была легка. "Да, мы, женщины, — жалкие существа, бедные мы", — сказала Верочка" (Чернышевский, "Что делать?"); ср. мы бедны. "Моя горничная сегодня какая-то бестолковая" (Тургенев, "Вешние воды"); ср. она сегодня как-то бестолкова. "Вот и этот тоже... какой славный, красивый офицер, и как добр" (Л. Толстой, "Война и мир"); ср. как славен и красив он! "Все разошлись; дом пустой" (Гончаров, "Слуги старого века"); ср. дом пуст. Ср. также: он живой и он жив; он мертвый и он мертв (ср. у К. Федина в "Городах и годах": "Я больше всего боюсь, что пишу мертвой. Что ты — мертвая. Я не так выражаюсь. Что ты умерла уже..." И там же: "Небо стояло необычно высоко, и звезды на нем мертвы"). Ср.: хороший и хорош собой: "Она и собой хороша" (Тургенев, "Дворянское гнездо"); недурной и недурен собой: "Настенька, напротив, была очень недурна собой" (Писемский); свободный и свободен (в таком, например, употреблении: "Вы — свободны, — сказал судья подсудимому". Ср. у Гончарова во "Фрегате Паллада": "Писатель свободен пробираться в недра гор, или спускаться в глубину океана, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом, на бумагу, их образы"); согласный и согласен: "Я согласен с мнением докладчика" или: "Я вот что предлагаю... Я согласен: — А я не согласна. — Почему же вы не согласны?" (Тургенев, "Завтрак у предводителя"); плохой и плох: "Он был очень плох, и по всему было видно, что теперь уже умрет скоро" (Достоевский, "Идиот"). Между краткими и полными формами имен прилагательных образуется все более глубокая семантическая грань. В краткой форме имени прилагательного значение качества переходит в значение качественного состояния. Краткие формы при наличии известных условий могут оторваться от полных форм имен прилагательных и переходить в другую грамматическую категорию (см. ниже главу о категории состояния). Таким образом, во многих случаях разрушается и лексическая цельность имени прилагательного, ранее объединявшего и полные, и краткие формы.

      Этому процессу грамматического обособления кратких форм не мешает даже развитие предикативности полных форм, наметившееся в XV — XVI вв. и особенно усилившееся с середины XVII в. (103)

      Грамматическая и лексическая разница углубляется стилистическими различиями форм. Проф. Р. Кошутич обратил внимание на то, что в русском языке последнего времени употребление кратких форм прилагательных свойственно главным образом книжному языку, а в разговорной речи интеллигенции они обычно заменяются полными даже в функции сказуемого (104). Например: он добрый чаще говорится, чем он добр; он весь красный гораздо лучше, чем он весь красен. Эти мысли были затем развиты и углублены проф. А. М. Пешковским: "Краткая форма в ее исключительно предикативном значении есть явление чисто литературное. Это придает краткой форме оттенок большей книжности, отвлеченности, сухости, иногда категоричности, чем это свойственно полной форме" (105). Эту большую книжность краткой формы А. М. Пешковский иллюстрировал очень ярким примером: "В "Трех сестрах" Чехова есть три однородных реплики: Ирина говорит Маше (во 2-м акте): "Ты, Машка, злая". Ольга говорит ей же (в 3-м акте): "Ты, Машка, глупая. Самая глупая в нашей семье. Извини, пожалуйста". Наконец, Маша говорит немного спустя (не в связи с предыдущим) Ольге: "Э, глупая ты, Оля". Все три реплики отнюдь не враждебны. Это — по-родственному, по-дружески. Но сказать ты зла, ты глупа есть уже оскорбление. Ты зла — это голое констатирование факта, к которому не идет дружеский тон и небрежно разговорный стиль. А все это связано с исключительной книжностью данной формы".

      В это рассуждение следует внести существенную поправку. Утверждения Пешковского верны лишь в применении к таким случаям, когда полные и краткие формы вполне совпадают по своим лексическим значениям: "Ночи темные, собаки по переулкам лихие. Ой, лихи, лихи!" (Островский, "Бедность не порок"). Но и тут значение краткой формы может быть усиленным, более категорическим, так как ею выражается не постоянный, пассивный признак, мыслимый как общая, отвлеченная категория бытия, а признак конкретный, переменный, развивающийся во времени, эволюционирующий. Если же обе эти формы семантически разорваны и лексически обособлены, оттенок книжности для краткой формы вовсе не обязателен. Кроме того, А. М. Пешковский не учитывает своеобразий обособленного и приглагольного употребления членных форм, тоже иногда носящего отпечаток книжности. Ср., например, у Л. Андреева: "Бледными тенями проходило прошлое, и было оно простое и странное до ужаса" ("Весенние обещания").

Сила в ней скажется
Несокрушимая.

(Некрасов)

      Грамматические особенности кратких форм прилагательных разрушают семантический и стилистический параллелизм между ними и полными формами. В кратких формах отсутствуют многие из основных значений полных прилагательных и развиваются свои особые значения, не находящие соответствий в полных формах. Ср.: подобный (подобное нарушение правил порядка нетерпимо) и подобен.

§ 18. Грамматическое своеобразие категории
кратких форм имени прилагательного

      Семантический и стилистический отрыв кратких форм от полных, склонность кратких форм замкнуться в особую категорию обусловлены своеобразиями их грамматической природы. Прежде всего они не склоняемы. Четыре формы их — три родовые для единственного числа с окончаниями: нулевое, -а, -о (-е) и одна для множественного числа: -ы, -и (добр, -а, добро, добры; певуч, -а, -е, -и; живуч, -а, -е, -и; предостерегающ, -а, -е, -и) — могут быть названы номинативами лишь в том условном смысле, в каком этот термин, например, приложим к формам прошедшего времени глагола (я шел, ты шла, оно шло, они шли). Близость кратких прилагательных в этом отношении к формам прошедшего времени на -л не случайна. Ведь они тоже имеют формы рода, числа и времени. Принадлежность кратких прилагательных к словам с формами времени (Zeitwort) и составляет их отличительную грамматическую черту. Формами времени краткие прилагательные больше всего отличаются от полных27 . С этим отличием у кратких прилагательных связано отсутствие склонения. Таким образом, морфологические и синтаксические признаки категории прилагательного в кратких формах находятся в полуразрушенном состоянии. Не изменяясь по падежам, краткие прилагательные не могут определять другие формы существительных, кроме формы именительного падежа. Формы времени кладут резкую грань между ними и полными прилагательными, употребленными в той же функции.

      Ср. значение соотносительных полных и кратких форм в предложениях: "И веселая, Верочка, я всегда веселая, и когда грустная, все-таки веселая, — правда" (Чернышевский, "Что делать?"). Ср. "Ну пальцем не трону, только завтра чтоб была весела" (Чернышевский). Ср.: "Она больная, капризная, нежная" (Пушкин); "Да, вот хорошо будет, когда бедных не будет... все будут веселые, добрые, счастливые" (Чернышевский, "Что делать?"). Ср., например: мать больна и мать больная; ногти у него грязны и ногти у него грязные. "Больна, грязны, — пишет акад. А. А. Шахматов, — означают признак во времени (теперь, в настоящее время), больная, грязные означают признак постоянный, тесно сочетавшийся с субстанцией" (106). По словам А. А. Шахматова, "представляется вероятным, что такая дифференциация вызвана отчасти влиянием новых форм прошедшего времени, возникших из причастий, форм прошедшего времени действительного залога на -л и страдательного на -н, -т" (107).

      Сближение кратких форм прилагательного с глаголом и, наоборот, резкое отличие их от полных форм прилагательного обнаруживается и в приемах согласования их с местоимением вы при вежливо-уважительном обозначении одного постороннего лица. Для современного языка общее правило такое: сказуемое, выраженное существительным или членным прилагательным, ставится при местоимении вы, обращенном к одному лицу, в единственном числе; а сказуемое, выраженное глаголом или нечленным прилагательным, согласуется с вы во множественном (108). Например: "Вы сегодня не такой, каким я Вас видела до сих пор" (Тургенев, "Дворянское гнездо"). Но: "Она хороша собой, вы влюблены в нее?" (Чернышевский, "Что делать?")

      Прежде — до середины XIX в. — в устной речи при известной экспрессии и существительные, и полные формы прилагательного в сказуемостном их употреблении могли облекаться в формы множественного числа. Например:

Вы повели себя исправно,
Давно полковники, а служите недавно.

(Грибоедов, "Горе от ума")

      "Вы — насмешники, лишь бы только посмеяться над провинциальными" (Гоголь, "Ревизор"); "Вы и до скотины охотники? — Охотник" (Сухово-Кобылин, "Свадьба Кречинского").

      Уже Востоков выделял нечленные формы качественных прилагательных и страдательных причастий в особую группу спрягаемых прилагательных, отмечая, что "качественные рад, горазд имеют одно спрягаемое окончание" (109). Вместе с тем Востоков решительно отличает от спрягаемых прилагательных прилагательные с усеченным окончанием (например, народнопоэтические: бел горюч камень, част ракитов куст): "Сих усеченных окончаний не должно смешивать со спрягаемыми окончаниями имен качественных, которые от усеченных окончаний отличаются по большей части и ударением. Например:

      спрягаемые:

красно
сине
белы
сыру

      усеченные:

красно солнце
сине море
белы руки
сыру землю

      <...> Ср.: светел месяц, ясен сокол" (110)28 .

      Востоков же указал и на значение категории спрягаемых прилагательных — "показывать состояние или качество предмета, не зависящее от действий" (112).

      Акад. А. А. Шахматов в своем "Очерке современного русского литературного языка" идет по стопам Востокова. Он включает краткие "спрягаемые" прилагательные и причастия в систему глагола (113). Он сопоставляет предикативно-именные формы на -о (здесь весело, мне тошно, ему больно) с безличными глаголами (114). А. А. Шахматов находит в этих разрядах слов категории лица и времени. Настоящее время именных спрягаемых слов определяется отсутствием формы вспомогательного глагола: они веселы, он тронут, она ранена. Прошедшее и будущее время их "определяется наличностью при спрягаемом слове вспомогательных глаголов в формах соответствующего времени" (115) (он был тронут, он будет тронут, мы были рады этому событию). Таким образом, грамматическим признаком этого разряда слов А. А. Шахматов признал формы времени и находящуюся в связи с ними синтаксическую функцию сказуемости. А. А. Шахматов применяет к кратким формам прилагательных термин "прилагательные — сказуемые" (116). Этим прилагательным-сказуемым свойственны формы лица. Об этом А. А. Шахматов вслед за А. X. Востоковым писал так: "В спряжении имен прилагательных и причастий различаются десять лиц, семь — для единственного числа и три — для множественного, причем в единственном числе три лица мужского рода, три лица женского рода и одно (третье) лицо среднего рода. Различия между этими формами образуются посредством присоединения к прилагательным и причастным формам восьми местоименных форм (я — для мужского и женского, ты — для мужского и женского, он, она, оно, мы, вы, они)".

      Вместе с тем А. А. Шахматов подчеркивал формальные отличия этого типа слов от форм прошедшего времени глагола, заключающиеся: 1) в наличии форм всех трех времен, 2) в окончании множественного числа -ы (веселы, пухлы), обозначающем пассивное состояние, в отличие от -и (веселились, пухли), обозначающем активно-личное действие (117).

      Этот же взгляд ярко отразился и в "Синтаксисе русского языка" А. А. Шахматова. Указав на то, что нечленная форма прилагательного (не считая притяжательного) является почти исключительно в функции сказуемого, А. А. Шахматов прибавлял: "Вот почему нечленные формы прилагательного в именительном падеже носят названия спрягаемой формы (разрядка наша. — В. В.); она грамматически сближается с причастиями на -л, получившими значение личных глагольных форм прошедшего времени, а также с причастиями страдательного залога на -н, -т, точно так же употребляющимися, как личные глагольные формы. Различие между сказуемым-прилагательным в нечленной форме и членной зависит от того, что прилагательное в членной форме вызывает представление не только о наличности сочетания признака в тот или другой момент времени, но также о том, что этот признак характеристичен для субъекта вообще, почему он может быть выражен как его определение" (118).

      Таким образом, А. А. Шахматов склонен был видеть в кратких формах имени прилагательного особую грамматическую категорию. Но влияние А. А. Потебни и Ф. Ф. Фортунатова29 направило последующих грамматистов по более традиционному пути.

      Определяя грамматические функции кратких, нечленных, предикативных прилагательных в русском языке (сравнительно с немецким), А. А. Потебня пришел к выводу, что в нечленных формах сохраняется основная черта категории имени прилагательного — согласование: "Когда же язык уничтожает согласование, то тем самым он отвлекает признак от субъекта. Говоря a priori, в русском такое отвлечение могло бы произойти двояко: или посредством превращения прилагательного в существительное, или посредством перемещения центра его тяготения от субъекта к предикату, т. е. посредством отнесения признака к категории наречия (adverbium). Последнее действительно находим в сравнительной степени (снег белее бумаги как бумага белее снега и в деепричастиях" (119). Но русские краткие формы, не теряя согласования, остаются в рамках категории имени прилагательного.

      Вслед за Потебней пошел А. М. Пешковский. Характеризуя краткие формы как имена прилагательные беспадежные и присвязочные (т. е. употребляемые только в значении сказуемого), проф. Пешковский заявил, что краткое прилагательное "предикативно само, по самой форме своей, морфологически предикативно". "И ни порядок слов, ни ритм, ни интонация, ни какие-либо другие вспомогательные признаки не играют здесь уже ровно никакой роли. В сочетании, например, и равен был неравный спор полная форма создала бы бессмыслицу"30 .

      А. М. Пешковский отмечал такие признаки сказуемости в кратких формах имен прилагательных:

      1) сочетание с "обстоятельством" (был так добр, но был такой добрый; ср.: какой он был добрый, но как он был добр) (120);

      2) развитие предложных способов управления: он был готов на все; он был способен на обман и т. п.;

      3) оттенки значений времени (121). "В сочетаниях он был способный, он был больной и т. п. форма времени в связке указывает на целый период деятельности подлежащего, а отдельного момента этой деятельности обозначать не может. Сочетания же был болен, был способен и т. д. одинаково подходят и для того и для другого: можно сказать и он был болен и он был в тот момент болен; значит, полное прилагательное своей прилагательностью, своей пассивностью уменьшает активность формы времени в связке, краткое же прилагательное такого влияния не оказывает".

      Анализ синтаксических функций кратких форм приводит Пешковского к тому выводу, что краткое прилагательное "осказуемилось", но не "оглаголилось". "В сочетании был ленив прилагательность слова ленив мощно дает себя знать... Как человек, летящий на аэроплане с помощью посторонней силы, вложенной в его машину, не превращается в птицу, а остается все тем же тяжелым, не способным к полету человеком, так и прилагательное, подкрепленное глагольной силой слова был, остается все тем же прилагательным, с тем же значением постоянства и неподвижности" (122). Но, с другой стороны, в тех же формах А. М. Пешковскому чудились иные грамматические горизонты: "Здесь язык начинает выходить за пределы глагольности и начинает выражать в своей мысли отношение сосуществования, обычно открываемое только надъязыковым мышлением" (123). Так, противореча самому себе, А. М. Пешковский находит в кратких формах имени прилагательного "новый способ выражать человеческую мысль", иными словами: новую грамматическую категорию. Проф. Л. В. Щерба назвал ту категорию, к которой склоняются краткие формы имен прилагательных, категорией состояния. Таким образом, большинством ученых отмечалась в кратких, или нечленных, формах имен прилагательных двойственность грамматических признаков. Одни из этих признаков (приемы словообразования и формы согласования) являются общими у кратких и полных форм и неразрывно связаны с категорией имени прилагательного. Другие грамматические признаки (несклоняемость, формы времени, близость к глаголу в приемах синтаксического употребления) резко отличают и отдаляют нечленные, краткие, формы от категории имени прилагательного. Понятно, что те краткие формы, в которых эти дифференцирующие признаки получают перевес, отпадают от категории имени прилагательного и образуют самостоятельный грамматический класс. Таковы, например, слова горазд, рад (ср. отсутствие членных форм типа гораздый, радый) и другие подобные (см. главу о категории состояния). Другие же краткие формы, сохраняющие свою связь и соотносительность с членными, не выпадают из категории имен прилагательных, хотя и располагаются на ее периферии, далеко от центра. Они являются грамматически гибридным разрядом форм, в которых синтаксические свойства имени прилагательного не только ограничены, но и осложнены ростом новых функций. Большая часть кратких прилагательных не перестает быть формами одного слова с прилагательными полными. Кроме соотносительности в основах, в формах рода и числа их удерживает в пределах категории прилагательных способность быть "обособленным" определением к существительному. В этой функции краткие формы тесно связываются с соответствующими полными. Больше того: сами полные, членные, формы, выступая в функции полупредикативных, обособленных слов, как бы приближаются к кратким формам. Иллюстрацией служат такие параллели в употреблении полных и кратких форм:

И солнце, кругло и бездушно,
Как желтое око совы,
Глядело с небес равнодушно
На тяжкие муки вдовы.

(Некрасов, "Мороз, Красный нос")

      Ср.: солнце, круглое и бездушное... или: круглое, бездушное солнце.

      Такое полупредикативное употребление кратких форм сближает их с полными и является ярким грамматическим признаком их прилагательности. До тех пор пока соответствующая краткая форма употребляется не только как сказуемое, владеющее формой времени (Zeitwort), но и как качественное определение (хотя бы приглагольное и интонационно обособленное), она еще не порывает связей с классом имен прилагательных. Только полная невозможность употребить такую форму в иной функции, кроме сказуемостной, является симптомом окончательного разрыва ее с категорией имени прилагательного и перехода в другую грамматическую категорию. Обособленно-приглагольное употребление кратких форм имени прилагательного сохранилось преимущественно в книжном языке и особенно в стиховых его стилях, но оно не вполне чуждо и разговорной речи. Вот несколько примеров из разных стилей:

И смотришь — она
Жемчужиной крупной застынет,
Бела, и кругла, и плотна.

(Некрасов)

Как исполин в ночном тумане,
Встал новый год, суров и слеп.

(Брюсов)

Могил и крушений сосчитано много,

А полюс стоит неприступен и стар.

(Всев. Рождественский, "Викинг")

Я вот
хожу
весел и высок.

(Маяковский, "Протестую!")

      Ср. у Ф. Достоевского: "Да чего ты грустен сидишь?.." ("Братья Карамазовы"); "Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками" ("Идиот") и т. п.

§ 19. Морфологические ограничения в образовании кратких прилагательных

      Судьба кратких имен прилагательных показывает, что понятие качественного признака в современном русском языке тонко дифференцировано. Выражение постоянного, мыслимого вне ограничений времени признака — основная функция имени прилагательного. Значение качественного состояния, мыслимого в формах времени, уже несколько выходит за пределы имени прилагательного. Полные прилагательные даже в предикативном употреблении обозначают, что признак в предмете пребывает постоянно, что существование признака охватывает весь период бытия предмета. Напротив, краткие прилагательные выражают, что признак в предмете пребывает непостоянно, является временным его состоянием.

      Это разграничение понятий постоянного признака и временного качественного состояния было связано с развитием разряда имен прилагательных синкретического, качественно-относительного типа. Именно в этом типе взаимодействие и смешение полных и кратких форм было особенно разнообразным и сложным. Различия лексических значений определяли круг употребления краткой и полной форм одного и того же слова.

      Таким образом, разряды имен прилагательных, совмещающих качественные и относительные значения, стали семантическим центром категории имени прилагательного. В связи с этим роль относительных прилагательных возросла. На это были и свои морфологические причины. Ведь относительные прилагательные, означая постоянное, неподвижное свойство, вытекающие из самой природы предмета, употребляются преимущественно в членной форме. Это наблюдение было сделано еще Ломоносовым и вошло во все русские грамматики. В истории русского языка типы имен прилагательных, которые не образуют нечленных, кратких форм по своей, так сказать, морфологической природе, переживали сложную эволюцию. Так, в середине XIX в. К. С. Аксаков выделял из среды "прилагательных предметных сходственных" (т. е. относительных. — В. В.), не имеющих формы первообразной (т. е. краткой), группу прилагательных "свойственных" с суффиксом -ск- (человеческий, дружеский и т. п.). "Они также употребляются только в форме производной, хотя первообразное (т. е. краткое. — В. В.), которое всегда как будто в уме, в идее воображается, здесь, по большему отдалению от имени, отчасти возможно" (124). Любопытно, что у Гоголя в публицистическом стиле краткие формы прилагательных на -ск- еще употребительны. В современном языке они уже совершенно невозможны.

      Таким образом, соотносительность полных и кратких форм имени прилагательного нарушается не только лексико-синтаксическими и стилистическими факторами, но и морфологическими. Некоторые морфологические типы имен прилагательных, имеющих качественно-относительное значение, не допускают параллельных кратких форм. Таковы, например, многие качественные прилагательные с суффиксом -н(ой): продувной, проливной, площадной, наживной (есть, однако, и качественные прилагательные на -ный, не имеющие кратких форм, особенно в женском и среднем роде, например: дельный, цельный, старинный и др.). Таковы же прилагательные с суффиксами -ов- и -ск- (кроме обозначений цвета на -овый, например: багровый, пунцовый и т. п.). В подавляющем большинстве случаев они сохраняют основное относительное значение или след этого значения. Им присущ семантический оттенок типической "свойственности" лицам, предметам даже при широком развитии качественных значений (например: теневой, страдальческий и т. п.). От них краткие формы вовсе не производятся.

      Наиболее последовательны в этом отношении чистые типы относительного словообразования. Совсем не образуют кратких форм основные морфологические разряды относительных прилагательных, оканчивающихся на:

      1) -ий, -ья, -ье (волчий, лисий, рыбий, вдовий и т. п.);

      2) -ний (летний, передний и т. п.);

      3) -иный (воробьиный, соловьиный, гусиный);

      4) -шний (сегодняшний, здешний и т. п.);

      5) -янный, -яный и -енный для обозначения отношения к веществу, материалу (овсяный, кожаный, стеклянный, соломенный) и т. п.

      Таким образом, процесс выпадения кратких форм из состава категории имени прилагательного, процесс обособления их в самостоятельную грамматическую категорию находит опору в этой типизации полного, членного облика прилагательного (на -ый, -ая, -ое; -ий, -яя, -ее).

7. ПРИЧАСТИЯ КАК КАТЕГОРИЯ ГИБРИДНЫХ ГЛАГОЛЬНО-
ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ ФОРМ. ПРОЦЕССЫ ОКАЧЕСТВЛЕНИЯ ПРИЧАСТИЙ

§ 20. Приемы и принципы смешения грамматических признаков глагола
и имени прилагательного в строе причастий

      Качественность имени прилагательного вневременна. Категория времени может быть лишь синтаксически вовлечена в круг значений имени прилагательного. Краткие формы имен прилагательных, сочетавшись с категорией времени, оказались в переходной грамматической зоне, смежной с глаголом. Между тем непосредственно от глагола шел поток форм, внедрявшихся в класс имен прилагательных. Это причастия, в которых глагольность выражается как окачествленное действие, приписанное предмету и определяющее его наподобие имени прилагательного. Естественно, что в причастии, которое не оторвалось от системы форм глагола, сохраняются основные семантические признаки глагольности, т. е. вид и залог. Принято также думать, что в разных типах современных причастий — в соответствии с различиями их глагольных основ и суффиксов — выражены значения настоящего и прошедшего времени (ср.: пекущий и пекший; пишущий и писавший; надеваемый и надетый; развертываемый и развернутый и т. п.). Итак, со стороны глагола в грамматическое строение причастий входят категории вида, залога и времени. Со стороны же имен прилагательных присоединяются сюда формы согласования в роде, числе и падеже, выражаемые аффиксами -ый, -ий, -ая, -яя, -ое, -ее и связанной с ними системой склонения. Так значение признака — относительного или качественного — сталкивается и сочетается со значением действия-процесса. Взаимодействие этих значений по-разному отражается в структуре разных грамматических типов причастий31 .

§ 21. Словообразовательные типы причастий

      Различия типов причастий обусловлены их глагольными свойствами, так как грамматические признаки имени прилагательного у всех причастий более или менее однородны. В причастиях система склонения подведена под общеприлагательный знаменатель. В зависимости от разных комбинационных сочетаний форм вида, времени и залога различаются шесть основных типов причастий, с подразделениями:

      1. Типы причастий без аффикса -ся: 1) с суффиксами -ащ-(-ящ-), -ущ-(-ющ-) от основ несовершенного вида; 2) с суффиксами: а) -вш- и б) -ш- от основ как совершенного, так и несовершенного вида.

      2. Типы причастий того же морфологического строения, но с конечным аффиксом -ся (т. е. стыдящийся, стыдившийся, выдыхающийся, выдохшийся).

      3. Типы страдательных причастий: 1) с суффиксами -м- (-им-), -ем-(-ом-) от основ несовершенного вида; 2) с суффиксами -нн- (-енн-, -анн-) и -т- от основ как совершенного, так и несовершенного вида.

      Вовлеченные в систему прилагательных, эти типы располагаются таким образом:

      1. Действительные и возвратные типы причастий: 1) а) на -ущий (-ющий), -ащий (-ящий) и б) на -ущийся (-ющийся) и -ащийся (-ящийся); 2) а) на -вший, -ший и б) на -вшийся, -шийся.

      2. Страдательные причастия: 1) на -мый (-емый, -имый, -омый); 2) на -нный (-анный, -енный) и на -тый.

      Нестрадательные причастия сравнительно редко образуют краткие формы. Правда, в современном книжном языке, в стилях художественной речи как будто начинают учащаться случаи употребления невозвратных причастий на -щий в краткой форме, например: "Штык его остр и предостерегающ" (А. Н. Толстой); "Евграф Жмакин, учитель танцев, был неизменно весел и летающ" (Леонов, "Барсуки"); ср. у Достоевского в "Идиоте": "Взгляд... был что-то уж слишком пристален и испытующ", у А. И. Левитова в отрывке "Заведение мужской, дамской и детской обуви": "Как ни был мал и дрожащ этот свет, в его мигании все-таки замечалось нечто утешительное, веселое".

      Впрочем, причастные прилагательные на -щий (т. е. окачествленные причастия) уже издавна обрастают краткими формами, но тоже главным образом в книжном языке и преимущественно в его литературно-художественных стилях (ср.: знающ, цветущ и т. п.).

      Напротив, краткие формы страдательных причастий широко употребительны в самых разнообразных стилях литературной речи.

      Итак, прежде всего обозначается различие между невозвратными (действительными), возвратными и страдательными причастиями.

§ 22. Процесс окачествления возвратных и невозвратных причастий

      В разряде нестрадательных причастий необходимо раньше всего выделить образования на -ся, возвратные формы причастий. Их резкое морфологическое отличие от прилагательных (т. е. конечное -ся), их залоговые значения служат препятствием к их окачествлению. Лишь полная грамматическая изоляция такого причастия от других форм того же глагола, включение его в круг чисто качественных значений могут повлечь за собой нейтрализацию его глагольных свойств (ср., например, выдающийся, опустившийся и особенно формы причастий с отрицанием не-, придающим слову ярко выраженный оттенок потенциального качества: невытанцовавшаяся повесть, незадавшееся предприятие, неудавшийся актер; ср. неразорвавшаяся бомба; "В нем кипела молодая, неуходившаяся кровь" (Шеллер-Михайлов, "Гнилые болота"). Ср. роль отрицания не- в других типах причастий: немудрящий; неунывающий обыватель; неприкрашенная нагота и т. п.).

      Употребление причастий на -ся в страдательном значении способно лишь укрепить и подчеркнуть их глагольный характер (особенно форм прошедшего времени несовершенного вида на -вшийся, -шийся, так как соответствующие страдательные формы с суффиксами -нн-, -т- неупотребительны). Ср., например, воздвигавшееся горсоветом здание. Для суждения о силе глагольного начала в причастиях на -ся могут служить хотя бы такие примеры:

Немолчный, алчный, скучный хрип,
Тоскливый лязг и стук ножовый,
И сталкивающихся глыб
Скрежещущие пережевы.

(Пастернак, "Ледоход")

      "Скорчившаяся, с поношенным и вылинялым лицом старушонка" (Герцен, "Былое и думы").

      Понятно, что причастия на -вшийся, -шийся особенно редко поддаются качественному преобразованию.

      Причастия без -ся также ярче всего выражают и крепче всего сохраняют свою глагольность в формах на -вший. В этих формах ощутимо отношение к прошедшему времени (ср. минувший). Прошедшее время как сильное время глагола сохраняет свое значение и в глагольных образованиях смешанного типа. Отношение к прошлому, при ярко выраженных видовых оттенках значения, усиливаемых приставками, устраняет возможность качественного преобразования32 . Например: "Секретарь у фельетониста, пропотевшего до сорочки, делает из пятисот — полторы строчки" (Маяковский, "Газетный день"); "В эту ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам" (Герцен, "Былое и думы"); "Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо, девочка разняла руки и хотела бежать назад" (Л. Толстой). Ср.: "Круглое лицо его было иззябшее и помятое" (А. Н. Толстой). По-видимому, причастия прошедшего времени на -вший, образующиеся от основ инфинитива на гласный (чита-вший, написа-вший, усну-вший и т. п.), а также от единичных глагольных основ на -д-, -т- (упавший, напавший, приобревший, севший, укравший, евший от есть и некоторые другие, но ср.: расцветший, приведший и т. д.), выражают глагольные значения ярче, чем причастия прошедшего времени на -ший. В самом деле, большая часть окачествленных причастий прошедшего времени падает именно на формы с -ший от основ совершенного вида непереходных глаголов: сумасшедший, падший, умерший, арх. усопший, прошедший, увядший (увядшее лицо), истекший (в истекшем году, за истекший день) и т. п. Ср.: "Рот его был приоткрыт, и с отвислых полей шляпы на промокшие плечи капала вода" (Федин, "Города и годы"); "Парень, лет 40, с багровым, несколько опухшим и обрюзглым лицом" (Достоевский, "Бесы").

      Причастия на -ший, образующиеся от глагольных основ на согласный (в инфинитиве), непродуктивны. Они прикреплены к строго ограниченному кругу глагольных основ. Они все более и более утрачивают соотносительность с формами деепричастия, так как в разговорной речи, а под влиянием ее и в стилях книжного языка, деепричастия на -ши становятся малоупотребительными или вытесняются формами на -я типа привезя, выметя, сплетя, придя, унеся и т. п. Словом, эти причастия все больше обособляются от системы других форм глагола. Это содействует их сближению с именами прилагательными, превращению в отдельные слова с качественным значением.

      Однако легко заметить, что качественные значения развиваются лишь в тех причастиях на -ший, которые образованы от основ непереходных глаголов совершенного вида (обрюзгший, иссохший, опухший, раскисший вид и т. п.). В причастиях категория времени тесно связана с категорией вида и до некоторой степени подчинена ей. Значение причастий видо-временное. Время причастий на -вший и -ший зависит не столько от времени основного глагола предложения, сколько от времени самого обозначаемого ими действия-качества. Но употребление причастий прошедшего времени от основ несовершенного вида синтаксически ограничено. Причастия прошедшего времени несовершенного вида в современном языке чаще употребляются при наличии в предложении глагольной формы прошедшего времени любого вида или формы будущего времени совершенного вида в значении прошедшего времени, реже — при наличии форм настоящего времени и простого будущего в прямом значении и совсем редко — при форме будущего времени несовершенного вида. Например: "В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть" (Гончаров, "Обыкновенная история").

      Причастия прошедшего времени совершенного вида обозначают активный признак как результат осуществленного, законченного действия. Выражаемое этими причастиями действие-качество носит яркий отпечаток результативного значения совершенного вида. Вследствие этого причастия прошедшего времени совершенного вида могут свободно сочетаться с любым временем глагольного сказуемого (127).

      Понятно, что чем резче выражено в причастии на -вший переходное значение, чем острее выступают в нем видовые оттенки действия, подчеркиваемые приставками и суффиксами, тем более преобладает в нем глагольность.

      Глагольные значения очень сильно дают себя знать в причастиях на -вший даже от глаголов с непереходным значением и притом не осложненных количественными видовыми приставками и суффиксами (вроде -ну-). В причастиях же с переходным значением наличие объекта действия совершенно парализует возможность развития качественных значений.

      Понятно, что причастия прошедшего времени не имеют кратких форм. Прошедшие причастия не могут мириться с категорией времени в том ее выражении, которое свойственно кратким формам имени прилагательного.

      Совершенно иную картину представляют причастия на -ущий (-ющий) и -ащий (-ящий), образующиеся от 3-го лица множественного числа настоящего времени (но с переносом ударения на -ащий (-ящий), соответственно ударению инфинитива, кроме слов любящий, дышащий и прост.-област. служащий; но ср. также: могущий)33 . При отсутствии резких количественно-видовых примет (например, суффиксов -ыва, -ива, особенно в сочетании с такими приставками, как под-, при-, по-: покашливающий, позевывающий, приторговывающий и т. п.) причастия на -щий легко приобретают качественные оттенки значения. Ведь они, в сущности, лишены формы времени. Обычно говорится, что причастия на -щий выражают одновременность с действием основного глагола или в сравнительно редких случаях — расширенное значение настоящего времени (т. е. значение неопределенно длящегося промежутка времени). Но этот взгляд вытекает лишь из отрицательного свойства самой формы: причастия на -щий сами по себе ни на прошедшее, ни на будущее время указывать не могут, они обозначают лишь наличный процессуальный признак. Соотносительно с причастиями на -вший их значение кажется значением настоящего, т. е. непрошедшего, времени.

      Особенно широко и свободно развиваются качественные значения в образованиях на -щий с непереходным значением или при устранении переходного значения. Например: одуряющий запах; вызывающий вид; пронизывающий ветер; раздражающий тон; удручающее, ошеломляющее впечатление; блестящие способности; умоляющие глаза; угрожающее положение; испытующий взгляд; отталкивающий вид; ласкающие звуки; начинающий писатель; чарующая улыбка; волнующий (волнующие события, волнующий голос). Ср.: "Пикеты, разъезды, посты и отряды несут радостно свой блистательный, блестящий, блещущий долг" (К. Федин, "Братья"). Ср. у Тургенева в "Дневнике лишнего человека": "Я вечно буду помнить это пожирающее внимание, эту нежную веселость, это невинное самозабвение, этот взгляд, еще детский и уже женский, эту счастливую, словно расцветающую улыбку, не покидавшую полураскрытых губ и зардевшихся щек".

      От причастий этого типа при ярко выраженном качественном значении иногда образуются и краткие, нечленные формы34 .

      Близость причастий на -щий к имени прилагательному проявляется и в усиливающейся склонности книжного языка к образованию сложных причастных слов с основой имени существительного в первой части, вроде товаропроводящая сеть; жаропонижающие, болеутоляющие средства; душераздирающий крик; хлеботоргующие организации и т. п. Ср. у Салтыкова-Щедрина: "скотоутучняющий характер цивилизации". Этот способ словообразования поддерживается в литературном языке влиянием специальных, профессиональных диалектов. В чисто глагольных формах словосложение в русском языке может быть явлением лишь вторичного происхождения: оно может или отражать метод точного морфологического калькирования чужого, например греческого, слова (ср.: благоволить, благоговеть и т. п.), или перейти из именных основ (благодетельствовать, руководить и т. д.), или возникнуть в результате превращения синтагмы в одно слово (заблагорассудиться).

§ 23. Процессы изменения страдательных причастий
и их распадения на омонимы-причастия и прилагательные

      Особенно далеко зашел процесс окачествления страдательных причастий. При этом причастия на -нный и -тый гораздо больше поддаются качественным изменениям и гораздо ближе к прилагательным, чем причастия настоящего времени на -мый.

      Проф. Е. С. Истрина (128) указала на то, что страдательные причастия на -мый в современном русском языке продуктивны только в некоторых типах глаголов. Именно эти причастия свободно образуются и довольно широко употребляются в стилях литературно-письменной речи от таких разрядов глаголов:

      1) от переходных глаголов несовершенного вида на -ать (-ять) и -вать, чаще в сложении с приставками (например: насаждаемый, перевыполняемый, подстрекаемый, собираемый, занимаемый, перечисляемый, объединяемый, засылаемый и т. п.; создаваемый, размываемый, издаваемый, перепродаваемый, сбиваемый и т. д.);

      2) от бесприставочных глаголов на -овать, с формой 1-го лица единственного числа на -ую (вроде ликвидируемый, рекомендуемый, военизируемый, формулируемый);

      3) от небольшой группы кратких или "неопределенных" глаголов движения, осложненных приставками, но сохраняющих значение несовершенного вида (вроде ввозимый, привозимый, приносимый, произносимый и некоторых других).

      Гораздо менее употребительны причастные образования от глаголов несовершенного вида на -ывать, -ивать (вроде разбрасываемый, взвешиваемый, закладываемый, высокооплачиваемый, восстанавливаемый, вырабатываемый и т. п.).

      В других глагольных классах, например от глаголов на -ить (вроде графить, белить и т. п.), а тем более в непродуктивных глагольных группах причастные образования малоупотребительны. Несомый, везомый, влекомый и некоторые другие на -омый (ср. у Пушкина: "грызомый") в живой речи почти совсем вымерли. Многие переходные глаголы вообще не образуют причастий на -мый (например: шить, пороть, колоть, мять и т. п.). В книжной речи эти причастия на -имый, -омый, -емый употребляются обычно в таком синтаксическом контексте, который устраняет или ослабляет возможность их качественного понимания. Так, полные формы их нередко выступают в роли обособленного определительного члена и очень часто в сочетании с творительным падежом деятеля. Краткие же их формы употребляются преимущественно в газетно-публицистических, научно-технических и канцелярских стилях книжного языка. Однако и тут они применяются главным образом в сочетании с формой прошедшего времени "вспомогательного глагола" быть. Страна была опустошаема войной и голодом стилистически лучше, чем Страна опустошаема войной и голодом (ср. Страна опустошается войной и голодом). Сочетания кратких форм причастий на -мый с будущим временем вспомогательного глагола также не очень употребительны и свойственны лишь книжному языку. Вообще же причастия на -мый представляют собой такой морфологический тип, в котором категория действия-состояния явно преобладает над оттенками качественной оценки и даже качественного состояния. Причастия на -мый означают длящийся пассивный признак-процесс. Осознание видо-временных оттенков причастия на -мый обостряется соотносительностью форм типа исполняемый, исполнявшийся, исполненный, особенно в сочетании с творительным падежом деятеля35 . Связь с творительным падежом деятеля или орудия действия усиливает глагольность этих форм36 , которая, впрочем, и без того выражена ярко. Например: "Собираемая при убое кровь может быть перерабатываема или в пищу для изготовления колбас, или на выработку светлого и черного альбумина, клея, пуговиц" (Ю. Олеша, "Зависть");

Нами ты была любима
И для милого хранима.

(Пушкин)

      Страдательные причастия на -нный образуются от следующих глаголов: причастия на -анный, -янный от переходных глаголов на -ать, -ять (наст. вр. -аю, -яю), на -енный от глаголов на -еть (видеть, просмотреть и т. п.), на -енный и -ённый от основ на согласный в инфинитиве (с чередованием г — ж; к — ч), на -енный и -ённый с чередованием ф, п, в, м — фл, пл, вл, мл; с — ш; з — ж; т — ч; т — щ; д — ж; д — жд; ст — щ от глаголов на -ить (а также от глаголов с приставкой, произведенных от сидеть: высидеть, засидеть и т. п.; вертеть: навертеть, завертеть и т. п. и обидеть). Причастия на -тый образуются от глаголов на -оть, -нуть, -ыть, а также на -ать, -ять при основе настоящего времени с носовым согласным (ср. также: сдутый) и от некоторых глаголов с односложным корневым элементом на -еть, -ить, а также от основ на -р- (в глаголах простереть, тереть, переть и производных). Например, ср.: колотый, вышитый, прожитый, простертый, спертый, расторгнутый, смятый, петый, надетый, тертый.

      В страдательных причастиях давно уже нарушен параллелизм между формами настоящего и прошедшего времени. А. А. Потебня так охарактеризовал этот процесс: "На свойственной нынешнему языку степени развития категорий совершенности и несовершенности глаголы совершенные не имеют причастия настоящего страдательного (равно как и действительного), вследствие чего мысль языка начинает роднить самое понятие о причастии прошедшем страдательном с совершенностью. Поэтому-то и, наоборот, причастие прошедшее страдательное от глаголов несовершенных более длительных как бы начинает выходить из употребления, по крайней мере в отдельных случаях; можно сказать: был укоряем, упрекаем, обвиняем, распространяем... сберегаем; было приобщаемо, сообщаемо к сведению, но нельзя сказать: был укорян, упрекан, было приобщано" (130).

      В современном языке причастия на -нный и -тый от основ несовершенного вида непродуктивны. Живые формы таких причастий немногочисленны: читанный, писанный, надеванный, несенный, тертый, петый и т. п. Основы несовершенного вида на -а, соотносительные с беспредложными основами вида совершенного на -и, не могут образовать такого причастия (ср. невозможность форм вроде: бросанный, покупаемый и т. п., но: брошенный, купленный и т. п.) (131).

      Проф. А. И. Томсон заметил, что в страдательных конструкциях "действие является скорее признаком состояния, получаемого от действия" (132). По этой причине в страдательном спряжении настоящего и будущего времени глагол является обыкновенно в форме причастия прошедшего времени совершенного вида, так как обыкновенно только результат действия имеет значение для patiens (133).

      Этими грамматическими причинами объясняется отсутствие соотносительных форм разного видо-временного значения у многих глаголов. Формы страдательных причастий часто оказываются не противопоставленными друг другу у одного и того же глагола. Видо-временное значение таких форм легко стирается. В них усиливается тенденция к переходу в качественные прилагательные.

      Причастия на -нный и -тый от основ совершенного вида в современном русском языке глубоко внедряются в грамматическую систему имен прилагательных. Многие из них ослабляют и даже вовсе утрачивают связь с глаголом. Известно, что причастия на -нный в книжной речи издревле находились во взаимодействии с прилагательными, образованными посредством суффикса -н-, -нн-, вроде бездыханный, благоуханный, несомненный, отчаянный, намеренный, исступленный и т. п. Ср. двойственность форм и значений: вдохновенный и вдохновленный; благословенный (благословенный край) и благословленный; ср. смешение в литературном языке XIX в. слов умильный и умиленный; воздержный и воздержанный; безоружный и обезоруженный; ср. у Пушкина: "Я не привык целить в безоруженного" ("Выстрел"); "обезоруженный старик" ("Полтава") вместо безоружный; крахмальный и накрахмаленный (у Л. Толстого: "надев крахмаленную рубашку") и т. п.

      Под влиянием прилагательных, оканчивающихся на -нный, в книжном языке образуются от бывших причастий краткие формы на -енен, -анен, -енна, -анна, -енно, -анно вместо -ен, -ан, -ена, -ана, -ено, -ано, как, например: определенен, неопределенен (ср. у Л. Толстого: "взор неопределенен и туп"); священен (ср. у Надсона: "священен трон ее") и т. п. (134) Все это симптомы близкой связи причастий и прилагательньных, морфологически сходных.

      В причастиях на -нный и -тый с основами совершенного вида временные значения почти вовсе стерты. Этому содействовала несоотносительность их ни с какими другими формами глагола. Даже связь этих причастий с основой инфинитива — прошедшего времени оказалась затемненной и запутанной фонетическими чередованиями в большой группе форм (вроде родить — рожденный; смутить — смущенный; упростить — упрощенный и т. п.). Напротив, все крепче и неразрывнее становилось их отношение к отглагольным существительным главным образом на -ение, -ание, -тие. Генетическая связь отглагольных существительных на -ние, -тие с причастиями перевертывалась в обратную сторону. Причастия становились к этим существительным в такое же отношение, как другие качественно-относительные прилагательные к производящим словам. Например: истощенный по связи с отглагольным существительным истощение развивает качественно-относительные значения: 1) дошедший до полного истощения и изнуренный, исхудалый: истощенная девочка, истощенное тело; 2) обнаруживающий истощение, свидетельствующий об истощении: истощенный вид, истощенное лицо. В то же время причастие истощенный входит в систему форм глагола истощить — истощать. Ср. Тело, истощенное лишениями и голодом. Эту двойственность функций можно проследить у большей части членных форм страдательного причастия, но особенно у таких, для которых есть семантические параллели среди отглагольных имен существительных. Ср., например: испуганный (испуганный взгляд, испуганное выражение лица — и испуганный неожиданностью, испуганный событиями и т. п.); испытанный (испытанный друг, испытанное мужество, "гуляют с дамами испытанные остряки" (А. Блок) и т. д. — и машина, испытанная специалистами); изнуренный (изнуренный вид — и "трудами ночи изнурен, я лег в тени"); ограниченный, отдаленный, образованный и т. п.

      Тенденция к окачествлению причастных форм все шире распространяет круг своего действия. Она развивается и независимо от соотношения причастия с отглагольным существительным. Например: истасканный (истасканное лицо — и туфли, истасканные мною за месяц); потерянный (потерянный вид, потерянный человек — и кошелек, потерянный кассиршей). Ср. также: потрепанный (потрепанная физиономия, потрепанная внешность — и человек, потрепанный жизненными бурями); ср. избалованный ребенок и т. п. Ср. у Тургенева в "Дневнике лишнего человека": "Я вернулся... тем же мнительным, подозрительным, натянутым человеком, каким я был с детства"; у Достоевского: "Нос широкий и сплюснутый" ("Идиот"); спертый воздух и т. п.

      Этот процесс окачествления и семантического преобразования причастий был усилен и поддержан влиянием французского языка, особенно во второй половине XVIII — в первой трети XIX в. Ср., например: конченый человек — l'homme fini; потерянное время — le temps perdu; рассеянный вид — l'air distrait, dissipé и т. п. Ср.: растерянный вид; "душа растеряна" (Островский) (135); сдержанный характер; изысканный вкус и другие подобные.

      Понятно, что качественные значения органически присущи тем причастным и отпричастным образованиям, которые утратили грамматическую соотносительность с глаголом, например: надтреснутый голос, начитанный человек, заслуженный артист и т. п.

      Во многих случаях разрыв между качественно-прилагательным и глагольным значением формы причастия настолько велик, что приходится говорить о двух разных словах, об омонимах. Таковы, например, избитый (избитая тема, избитое выражение, избитая истина и т. п.) — и причастие избитый (избитый человек, избитая дорога); сложённый (хорошо сложенный человек, плохо сложен) и сложенный (дрова сложены) и т. п.

      Еще Павский указывал на то, что ударение служило средством различения омонимов — прилагательных и причастий. Например, в 40 — 50-х годах XIX в. различались: униженный (причастие) — унижённый (прилагательное); приближенный (причастие) — приближённый (прилагательное); презренный (причастие) — презренный (прилагательное) (136).

      Процесс распада глагольности в системе причастий на -нный очень жив и интенсивен в современном русском языке. Является потребность отметить возникающее раздвоение слов орфографическими средствами. Возникают двойственные написания в нечленных формах, например: Все общество было взволновано новостью — и Лицо девушки было взволнованно; Местность ограничена горами — и "Утроба человеческая ограниченна" (Салтыков-Щедрин); распущена и распущенна; Мысли были сосредоточены на одном — и "Наталья снова стала сосредоточенна и грустна" (Шолохов, "Тихий Дон"); Беседа была оживленна — и Лиза была оживлена и другие подобные (137).

      От качественных прилагательных этого типа образуются и степени сравнения (затасканнейшая тема, оживленнейшее движение, взволнованнее и т. п.) и наречия на -о.

      Развитие качественных значений более свободно протекает в членных формах причастий. Конечно, оно передается и кратким формам. Но в кратких формах страдательных причастий (от основ совершенного вида) очень сильно значение состояния. В связи с процессом грамматического переосмысления причастий происходят семантические сдвиги в реальных значениях причастий.

      Полная форма причастий на -нный и -тый является очень сложным, гибридным словесным образованием. Качественные значения в большей части таких причастных форм явно преобладают. Лишь причастия от глаголов со значением конкретного или специального действия (например: подточенный, распиленный и т. п.) или от глаголов, осложненных количественно-видовыми приставками и суффиксами (избегнутый; "Он заботливо осмотрелся, взял газету, только что швырнутую им" — Помяловский, "Молотов"), бывают менее насыщены качественными оттенками. Глагольность причастия напрягается, когда приходит в движение присущая соответствующему глаголу система глагольного управления. Например:

Первой в папке шла телеграмма...
За ней появился под почтой спрятанный
Доклад с облинованной рамой.

(Сельвинский, "Пушторг")

      "Запряженные в сохи и бороны лошади были сытые и крупные" (Л. Толстой); "Мной расточенное наследство на ярком пире бытия" (Брюсов).

      Но в кратких формах причастий грамматическое соотношение оттенков и свойств прилагательности и глагольности меняется. Своеобразное сочетание оттенков вида и времени, создающее у кратких причастий значение "перфекта"37 ; свойственное им пассивное, страдательное значение, которое при отсутствии творительного падежа деятеля явно перерождается в значение качественного состояния (например: взволнован, растроган, угнетен, убит, тронут и т. п.), — все это отделяет краткие формы причастий от категории имени прилагательного и вместе с тем обособляет их от глагола. Краткие причастия на -н и -т участвуют в образовании своеобразной грамматической категории — категории состояния. Особенно отчетливо значение состояния в безличном употреблении этих форм. Например: сказано — сделано; в комнате накурено (ср. главу о категории состояния).

      Таким образом, в формах причастий наблюдается необыкновенно острый и сложный процесс грамматической гибридизации. Смысловая структура этих форм подвергается глубоким изменениям. В причастной форме сталкиваются и объединяются противоречивые ряды значений. Полный распад формы на омонимы осуществляется не часто. Однако семантическое единство причастной формы становится колеблющимся и условным. Намечается новый тип "гибридной" лексемы, не вполне обычный в языке с преобладающим синтетическим строем.

      1 Ср. работу А. С. Никулина "Степени сравнения в современном русском языке" (1937) и разбор этой работы в статье И. А. Фалева "К вопросу о степенях сравнения в современном русском языке" (Язык и мышление, 1940, вып. 9).

      2 Ср. статью И. Ф. Калайдовича "О степенях прилагательных и наречий качественных". Здесь, по-видимому, впервые на русской почве различаются "степени значения" и "степени сравнения" (56).

      3 Ср. такое же утверждение Ломоносова ("Российская грамматика", § 254). Но Востоков, а также Буслаев в 1-м издании "Исторической грамматики" (Опыт исторической грамматики, 1858, 1, с. 123) указывали, что от прилагательных на -оват- нельзя образовать степеней сравнения.

      4 Ср. у С. Кирсанова:

Та в беленьком и узком,
Почти что в детском платьице...
Беленьком и хорошеньком,
Светлом, как аллилуйя.

("Последний современник")

      5 Но ср. у Достоевского в "Идиоте" (в речи чиновника) образование на -енный от основы имени существительного: "ужастенная сука".

      6 См. у К. С. Аксакова: в приставках пре-, раз- и наи- "качество определяется таким образом, что уже не допускает сравнения: пожалуй, в этих приставках выражается степень качества, но не степень сравнения; эти приставки то же, что и наречия: очень, совершенно и т. д.... Если же видеть тут степени сравнения, то должно видеть их и в формах: беловат, беленек, белешенек..." (69).

      7 Г. Павский писал: "Если бы какое-либо прилагательное имя не имело сравнительной степени или допускало ее неохотно, а между тем имело бы право возвышаться по степеням, то в таком случае к положительной его степени следует приложить более и оно станет на сравнительную степень, например: более робок, более дерзок вместо робче, дерзче" (73).

      8 К. С. Аксаков, для того чтобы обнажить этимологические основы этого грамматического единства, прибегал к сопоставлению с другими языками: "Привычка употребления затемнила для нас смысл этой формы, но скажите это на другом языке, и непривычное там, в этом смысле употребление, освежаясь, возвратит слову его значение, например: der gute selbst, ipse bonus; или скажите по-русски с именем существительным: сама доброта. Смысл делается ясен..." (78).

      9 Для того чтобы вникнуть глубже в причины отнесения конструкций с префиксами самый и более к аналитическим формам степеней сравнения, следует вспомнить один из тезисов докторской диссертации проф. Л. В. Щербы: "Формами следует, между прочим, почитать такие сочетания слов, которые, выражая оттенок одного основного понятия, являются несвободными, т. е. в которых непеременная часть сочетания, выражающая оттенок, употреблена не в собственном значении" (79). Трудно согласиться с безапелляционным утверждением акад. И. И. Мещанинова, что описательный оборот типа более быстрый "в русском ошибочно относится к степеням сравнения прилагательных" (80).

      10 То обстоятельство, что самый употребляется в усилительном значении, в значении высшей или крайней степени качества или количества и в сочетании с именами существительными, нисколько не колеблет того факта, что в описательных формах превосходной степени самый трудный и т. п. самый используется лишь как строевой элемент грамматической формы. Ср.: самый густой лес и самая гуща или чащи леса.

      11 Любопытно, что в некоторых грамматиках до второй половины XIX в. круг употребления формы сравнительной степени с более искусственно суживался. "Когда же сравнивается напряженность не одной и той же деятельности в различных предметах, а напряженность различной деятельности или качественности в одном и том же предмете, тогда употребляется сложная форма сравнительной степени, например: он более умен, нежели справедлив; в нем более учтивое, нежели дружеское обхождение" (83). В современном русском языке в этих случаях употребляется выражение скорее — чем.

      12 Конечно, свободные сочетания прилагательных с наречиями очень, весьма, сугубо (а тем более с наречиями слишком, особенно, чрезвычайно, чрезмерно, безмерно, необыкновенно, необычайно, неимоверно, неизъяснимо, крайне, совершенно, совсем, страшно, ужасно, удивительно, дьявольски, адски, донельзя, в высшей степени, ср. прост. больно, крепко и т. п.) не образуют никаких степеней сравнения, так как соответствующие наречия, сохраняя всю свою знаменательность, сами по себе обозначают степень качества и действия безотносительно к сравнению с чем-нибудь (ср. крайне, чрезвычайно, устарелое отменно и т. п.). Впрочем, и здесь современная школьная грамматика остается на традиционной точке зрения (ср.: Никулин А. С. Степени сравнения в современном русском языке, с. 33 — 41).

      13 Ср. своеобразную антитезу мало — много у Горького: "Мало художественно", "далеко от художественности", "мало интересна". А почему "мало художественно", "далеко от художественности" — комиссия умалчивает. Умолчание — недопустимое. Если комиссия хочет видеть книги для детей "много художественными", она должна бы объяснить, как "много" и какой художественности она требует от бракуемых ею книг" (86).

      14 Ср. рассуждение К. С. Аксакова, стремившегося ограничить круг описательных, аналитических форм в русском языке: "...сравнительность качества высказывается всеми наречиями, выражающими относительное значение и достоинство качества: менее, более, также, настолько и пр. Так как здесь уже нет формы сравнительной, а есть одно употребление сравнительное, зависящее и от личного произвола, то оно простирается и на прилагательные предметные, кроме собственных. Но это — уже употребление; язык не дал им сравнительной степени, образуя ее лишь для прилагательных качественных" (87).

      15 В наречиях, имеющих две параллельные формы сравнительной степени (более и больше; далее и дальше; старее и старше; менее и меньше; красивее — краше и некоторые другие), эти двойные формы дифференцированы семантически.

      16 Слово дальнейший целиком, а ближайший, малейший, полнейший — в части своих значений выпали из системы формы степеней сравнения слов дальний, близкий, малый, полный. Ср. также значение выражений: милейший, любезнейший и т. п.

      17 Г. Павский писал: "...превосходная степень указывает такое превосходство вещи, что она по своему преимуществу пред всеми даже не идет в сравнение. Поэтому при сравнительной степени всегда стоит имя той вещи, которая входит в сравнение, а прилагательное имя превосходной степени может стоять отдельно" (92).

      18 На экспрессивно-риторическую окрашенность этой формы элятива указывает и О. Jespersen: "При употреблении суперлятива для выражения очень высокой степени вместо высшей (the highest) бывает естественная склонность преувеличения" (93).

      19 Широта и разнообразие экспрессивно-семантических функций форм степеней сравнения имен прилагательных приводят некоторых лингвистов к переоценке лексической самостоятельности этих форм. "Изменение по степеням сравнения и в современном состоянии языка носит более лексический характер, чем синтаксический, и образует новую лексическую единицу, содержащую количественное изменение качественного признака, ср.: умный и умнейший. В этом отношении степени сравнения в некоторой мере сближаются с уменьшительными и увеличительными изменениями имен существительных..." (95).

      20 Современный язык для "чистой" сравнительности не допускает комбинированных показателей, по крайней мере избегает их.

      21 А. X. Востоков пытался было запретить соединения "усиливательной приставки пре-" с превосходной степенью (96). Но жизнь взяла свое, и Буслаев дожен был признать эти образования нормальными.

      22 В приставке наи- обычно за Ломоносовым, а иностранцы вслед за Vondrák (Vergleichende slavische Grammatik; Bd. 2, Formenlehre und Syntax. Göttingen, 1908, S. 74) видят заимствование из польского языка. Но К. Meyer не без основания указывает на употребление (рядом с префиксом все-) этого префикса в церковнославянском языке (ср. все- в дореволюционном официально-канцелярском языке: всепокорнейший слуга, всеподданнейший отчет, всемилостивейший государь и т. п.). (Historische Grammatik der russischen Sprache. Bonn, 1923, Bd. I, S. 167). Ср. также замечания Никулина (Степени сравнения, с. 28 — 32; ср.: Slavia, 1923, t. 2, ses. 4, s. 724).

      23 С формами прилагательных, выражающих безотносительную предельную степень признака, синонимичны усилительные обороты с повторением формы прилагательного: тихий-тихий, простой-простой и т. п., ср. разговорные обороты с повтором прилагательного, осложненного приставкой пере-. Например: "дело известное и переизвестное" ("Повести" П. Машкова; 1833, ч. 1, с. 11); "все это мне знакомо-перезнакомо" и другие подобные. Ср. в народной и народнопоэтической речи: "зеленым я зеленешенька" (Шейн, "Великорусс", 400); "Лежит родна матушка трудным-то труднешенька" (Соболевский. Народные песни, т. 5, 550); "Как вчера мой-то батюшка веселым-то был веселешенек, и моя родима матушка веселым же была веселешенька" (Шейн, 766) и др.

      24 Необходимо отметить, что в разговорной речи возможно присоединение приставки архи- к форме превосходной степени на -ейший, -айший, например: архискучнейший, архигнуснейший и т. п.

      25 Ср. замечания об употреблении форм сравнительной степени на -ейший и -айший в значении превосходной степени у А. В. Болдырева в статье "Нечто о сравнительной степени" (98)а.

      26 Ср. в "Молотове" Помяловского: "Лучших людей нет на свете; один худ, а другой лучше, а третий еще лучше; и наоборот, один хорош, другой хуже, а третий еще хуже — так без конца и без начала. Только самого худого не отыщешь и самого лучшего не отыщешь. Все лучшие и хорошие".

      27 Проф. В. А. Богородицкий правильно указал на резкие тональные различия между высказываниями: пример заразителен и пример заразительный (в отсутствии и наличии паузы сказуемого).

      28 Взгляд Востокова не нашел сочувствия у русских грамматистов, кроме Ф. И. Буслаева и Я. К. Грота. Но несомненно, что в поэтическом языке XVIII в. и первой трети XIX в. различались стяженные (усеченные) и нечленные в собственном смысле формы имен прилагательных. Востоков очень упрощает и схематизирует отношения между спрягаемыми и усеченными прилагательными. По-видимому, эта дифференциация, поддерживаемая различиями в ударениях, была обусловлена синтаксически. "Спрягаемые" имена противопоставлялись "склоняемым". Любопытно такое противопоставление у А. К. Толстого: "Днепра ж светлы стремнины", но:

И светлы, как заря,
Два славные предстали пред ним богатыря (111).

      Естественно, что грамматическое влияние полных форм на морфологический облик усеченных особенно сильно должно было сказываться, когда они выступали в функции согласованного определения, независимого от форм времени. Ср. у Пушкина: "версты полосаты", "печальны тучи", "коварны очи", "знаменья небесны", "проснулись рощи молчаливы" и т. п.; у Лермонтова: [Скалы] "таинственной дремоты полны";

Идут все полки могучи,
Шумны, как поток...

("Спор")

Но, полно думою преступной,
Тамары сердце недоступно
Восторгам чистым.

("Демон")

      Употребление косвенных падежей от кратких форм в современном стиховом языке ощущается как стилизация археологического или этнографического, народнопоэтического характера. Ср., например, у И. Сельвинского в "Улялаевщине":

У Четыхи шапка — соболья душа.
На плечах кафтан — ала бархата.

      29 Впрочем, последователи Фортунатова, не задумываясь над сущностью разных грамматических категорий, сбили в кучу "родовых" слов и членные и краткие прилагательные, и формы прошедшего времени глагола.

      30 Мне кажется правильной мысль, что в предикативном значении "полные прилагательные несколько субстантивируются; они получают какой-то оттенок предметности"; ср. сочетание их с местоименным прилагательным какой, например: "Тьфу, какой ты безотвязный!" (Крылов). Ср. также: "Он такой рассеянный" (Пушкин).

      31 Причастие многими современными грамматистами совсем отделяется от форм глагола, от его системы. Например, Hjebnslev L. Principes de grammaire générale. Kobenhavn. 1928, p. 308.

      32 О значениях времени в формах причастий хорошо сказал С. И. Соболевский: "Русское причастие относительно обозначения времени, отчасти сходно с деепричастием, отчасти с изъявительным наклонением. Именно причастие настоящего времени по большей части означает действие, современное действию управляющего глагола, но иногда означает действие, современное моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени недлительного вида по большей части означает действие, предшествующее моменту речи говорящего (разрядка наша. — В. В.), т. е. прошедшее. Впрочем, если управляющий глагол поставлен в настоящем или прошедшем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида означает вместе с тем и действие, предшествующее действию управляющего глагола. Но если управляющий глагол поставлен в будущем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида лишь в исключительных случаях может означать будущее действие, но предшествующее будущему действию управляющего глагола, а нормально оно в этом случае означает действие прошедшее, предшествующее моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени длительного вида употребляется в обоих указанных значениях, а именно: при управляющем глаголе прошедшего времени оно может указывать на действие, современное его действию (наряду с причастием настоящего времени); но оно может указывать и на действие, предшествующее моменту речи говорящего; к какому бы времени ни относилось действие управляющего глагола" (125). Примеры выражения одновременности с помощью формы причастия настоящего времени: Я вижу, видел, увидел, увижу мальчика, несущего молоко. "Но в предложении Я увидел или увижу мальчика, носящего нам молоко, — носящего уже не означает действия, современного прошедшему или будущему, означает действие, современное моменту речи говорящего, т. е. настоящее (в смысле постоянно совершающегося действия): Я (у)видел или увижу мальчика, который носит нам молоко. В предложении Я вижу или (у)видел, или увижу мальчика, принесшего нам молоко, — принесшего обозначает действие, предшествующее моменту речи говорящего, т. е. прошедшее: Я вижу или (у)видел, или увижу мальчика, который принес нам молоко. Также и в предложении Я вижу или (у)видел, или увижу молоко, принесенное нам мальчиком, — принесенное означает действие прошедшее: которое (было) принесено мальчиком. Но в фразе Завтра мальчик принесет нам молоко, и я попробую принесенное им молоко — принесенное означает действие будущее: которое будет принесено мальчиком. Но это случай исключительный: только из общего смысла фразы видно, что это действие предшествует действию управляющего глагола (попробую), но является будущим по отношению к моменту речи говорящего. В предложении Я (у)видел мальчика, несшего молоко, — несшего обозначает действие, современное прошедшему (у)видел, и потому равно прошедшему: Я (у)видел мальчика, который нес молоко; здесь несшего=несущего. Но в предложении Я вижу или увижу мальчика, несшего вчера молоко, — несшего не означает действия, современного настоящему или будущему, а означает действие, предшествующее моменту речи говорящего: Я вижу или увижу мальчика, который нес вчера молоко" (126).

      33 В стилях книжного языка, особенно официально-канцелярских и научно-деловых, которые склонны поддерживать прямолинейный логический параллелизм между употреблением причастных конструкций и употреблением личных форм глагола в относительных предложениях, были попытки образования причастий от основ совершенного вида на -ющий, -ящий (-ющийся, -ящийся) для выражения оттенков будущего времени, а на -вший, -вшийся (-ший, -шийся) с частицей бы для выражения оттенков условного наклонения. Известно, что еще Гоголь пытался перенести такие формы из канцелярского языка на почву литературной речи. Проф. Д. Кудрявский писал во "Введении в языкознание" (1912, с. 95): "В настоящее время в русском языке, по-видимому, создается категория причастия будущего времени (совершенного вида); в языке оно уже нередко встречается, например:

Неумолима глубина
Под вами вскроющейся бездны".

Однако форма причастия будущего времени в норму литературной речи не вошла.

      34 Ср. протест против их употребления в 70-х годах XIX в. у Николича (Филологические записки, 1877, вып. 1, с. 13).

      35 Ср. замечание проф. Н. К. Грунского: "...обозначение времени причастием при выражении этого времени формою глагола-сказуемого было, в сущности, лишним. На отсутствии необходимости обозначать причастными формами в подобных случаях временные оттенки основывается, мне думается, смешение в древнецерковнославянском языке причастий на -м и -н, а также и потеря в причастии прошедшего времени страдательного залога его причастного характера и обращение в прилагательное" (129).

      36 Ср. пример окачествления причастия на -мый: "На что похожи руки наши?.. Разве так машина уважаемая машет?.." (Маяковский, "Протестую!")

      37 Ср.: "Перфект означает действие, осуществившееся в результативной форме к настоящему моменту... стол накрыт, письмо отослано. Перфект выражается... причастиями прошедшего времени страдат. на -н-, -m-..." (138). Ср. в "Русском синтаксисе" С. Шафранова: "Perfectum всего точнее может быть передано настоящим страдательного залога" (139).